Из гордыни, из подлости, из зависти.
— Батюшка… Я ушел от нее. Страшно обидел. Подумал, что в обители мне будет лучше. Но на самом деле… Я сделал хуже всем. Из меня словно кусок вырвали. Из самого сердца.
Филипп стукнул кулаком по груди, а затем захныкал, как дитя.
— И теперь… Что же теперь…
Отец Сергий вновь почти по-озорному улыбнулся. Его не радовали страдания ученика, конечно же, нет. Но его наивность и отчаянность в какой-то степени заставляли вспомнить молодого себя.
— Просто поговори с ней. Многое можно изменить правильным разговором и правильными же извинениями, — внезапно священник даже подмигнул Филиппу. — Думаешь, мы с матушкой Татьяной никогда не ссорились? Беги к ней вместо того, чтобы страдать грехом уныния.
Мысли Филиппа схватились за Марию — ее образ словно зацепил его, как крючок, и поднял наверх. Она ведь не отвернулась от него, когда узнала об убийстве Елисея. Наоборот, даже помогла, и очень помогла! А как он отблагодарил ее — сказал, что готов бросить ее ради мечты, которая не может быть реализована никогда. Какой из убийцы монах? И какой протоиерей? Он никогда не сможет стать хоть кем-то, кроме как узником тюрьмы.
Но слова отца Сергия подарили ему надежду хоть где-то. Если ничего нельзя изменить со смертью Елисея, то по крайней мере можно попытаться наладить с Марией. Пожалуйста, только бы он смог!
— Спаси Господи! — сорвалось с губ парня, он вскочил на ноги и помчался прочь из церкви.
Сказать честно — не от большого ума он так себя вел. Но что поделать? Нервы его были определенно не в порядке. Тем более, что у стойки регистрации в отеле его ждал ещё один удар судьбы.
— Уехала ваша знакомая! — грубо ответила женщина в синем платье, закрывая книгу учета.
— Как это? Куда? — опешил Филипп, он остановился только для того, чтобы спросить о том, есть ли зарядка для телефона, а тут такие новости!
— Откуда мне-то знать? — женщина передернула плечами.
Панфилов как умалишенный стал трясти разряженным телефоном, но гаджет ничего годного не выдал.
***
Любовь может сломить — это Мария знает, как никто другой. Но не в этот раз. В этот раз в девушке что-то щелкнуло, и она поняла, что хочет снова стать собой, снова делать что-то для себя, а не посвящаться от и до другому человеку. Возможно, ее давняя мысль о том, чтобы посвятить себя карьере, не так уж плоха. Сейчас Сербская слишком слаба морально, чтобы думать о возвращении на учёбу, да и смысла нет — прошла половина семестра, она упустила слишком много. Но, может, в следующем году?
С этими мыслями она протирала столик, радуясь тому, что в поздний час у нее не было клиентов. Телефонами пользоваться в зале не разрешали, но, когда тот зазвонил, Мария вытащила его из кармашка рабочего фартука и ответила:
— Да, Оль.
— Хэ-э-эй, — весело протянула подруга. — Ты же скоро заканчиваешь? У меня есть идея, чтобы ты перестала хандрить. Ты, я, «Мутабор»…
— Нет, я не думаю, — спокойно ответила Сербская. — Мне нужно работать.
И повесила трубку.
В какой-то степени Филипп ее, действительно, исцелил. Заставил увидеть изнанку самой себя, и та девушке не понравилась. И раньше не нравилась, но теперь вызывала настоящее омерзение. Нельзя быть такой отчаянной, нельзя так растворяться в человеке, в человеке же искать покой. Как «мем» из интернета про депрессию в Египте. Если у тебя нет покоя с самим с собой, другой тебе его не подарит. Этот другой может даже разбить тебе сердце в пух и прах.
И в этот момент на диванчики у столика, что меланхолично протирала Мария, плюхнулись молодые ребята. Те самые, которым тогда нагрубила Сербская.
— О, нет-нет, — тут же начал клиент. — Давайте за другой столик.
Менеджер тоже тут же напрягся, прислушиваясь.
— Подождите, — выдохнула Мария. — Оставайтесь тут, я с радостью вас обслужу.
— В коктейль плюнете?
— Нет, даю слово. И вообще… Простите меня. Я не имела права грубить вам и срывать свою злость. Мы вообще не должны желать зла другим людям.
Парни как-то странно переглянулись, но тут же весело загоготали.
— Тогда нам тех ваших бургеров…
— Простите, молодые люди, я обслужу вас, — вмешался менеджер, а затем шепнул официантке: — К тебе там пришли.
Сербская оглянулась и увидела Филиппа. Сердце неприятно вздрогнуло. Странно он, однако, смотрелся в антураже американской забегаловки среди неоновых вывесок. Сначала девушка собиралась вовсе не подходить, по в итоге решила самолично прогнать Панфилова. Она любила его, да. И, возможно, пронесет эту любовь через года, но ей не нужно, чтобы с ней играли. Захотел — пришел. Захотел — ушел.
Мария подошла к нему, сложив руки на груди. Посмотрела исподлобья. Сейчас она выглядела забавно — волосы завязаны в хвост набекрень, сама одета в персиковое короткое платье, сверху — белый фартук. Такая у них униформа.
— Чего тебе?