В темноте мимо нас проехал желтый Ситроен, сигналя по мере того, как тормозил и останавливался чуть впереди. Когда мы, нагруженные всей своей поклажей, поравнялись с машиной, из нее вышел хорошо одетый мужчина, делая нам знаки остановиться.
Неспособные слезть со своих велосипедов, мы устало отпустили педали, готовые выслушать, что он скажет. Он был очень любезен и дал нам понять, что живет в Орлеане и может взять нашу поклажу с собой, чтобы облегчить нам путь.
Мы были слишком измучены, чтобы спорить или подозревать. Мы только покачали головами в молчаливом согласии и бесцеремонно бросили велосипеды на землю в автоматической спешке, чтобы погрузить наши вещи в открытый багажник. Не было никаких дискуссий по поводу честных намерений или скрытых мотивов. Мы поблагодарили и продолжали стоять, наблюдая как машина исчезает в ночи. Джефф сжал в своем кармане листочек с оставленным нам адресом, поднял свой велосипед и беззвучно вскарабкался на него. Мы последовали его примеру и возобновили наше безмолвное движение.
Наш волчий голод и сковывающая мысли усталость превратили последние десять километров этого дня в дымку из знаков и стрел, направленных в сторону городского Орлеанского центра. Каждый мускул наших тел чувствовал себя так, как будто был помещен под прицел горячих игл. Дождь прекратился, и влажная дорога отражала свет проезжающих машин, яркими вспышками пронизывающий темноту полей. Это напоминало езду сквозь пульсирующую боль оглушающих эмоций, когда дорога внезапно разлилась четырьмя потоками, захватившими площадь в центре города.
Главная улица, проходящая через площадь, сверкала огнями и звучала музыкой, смешанной с автомобильными сигналами. Мигающие вывески создавали блики на влажном асфальте бульвара, вдоль которого весело сиял своими огнями ряд ресторанов. Звенели бокалы, и смех эхом перелетал от столика к столику. Официанты в белоснежных одеяниях сновали со своими переполненными подносами туда-сюда, а музыкальные автоматы трубили в толпу, вздымающуюся по обеим сторонам тротуара. Мы остановились на углу улицы, где возникала и распространялась на несколько кварталов панорама света и всеобщего возбуждения. Счастливо взирая стеклянными глазами на происходящее, мы чувствовали себя выжившими в бойне. Было 5:30 после полудня, мы были в Орлеане.
В этот самый момент один из сыновей, сидящих на заднем сидении уже знакомого нам Ситроена, выбравшись из него, вскарабкался на свой велосипед, тарахтя что-то по-французски и с энтузиазмом знаками показывая нам следовать за ним. Мы наполовину освободились к тому времени от своих велосипедов и нацелились на ближайшее кафе, оцепенелые от изнурения и испытывающие головокружение от голода. Предложение отложить еду и вернуть наше оборудование было встречено хмурым молчанием. Мальчик, между тем, настаивал, уверяя нас, что это недалеко он предлагал также и еду. Как роботы, мы опустили свои одеревенелые конечности на наши велосипеды и завращали педалями по направлению от городских огней в сторону темноты улицы.
Мы, проехав еще два квартала, остановились у неприметного трех-этажного дома в тесном ряду похожих зданий, чьи парадные двери выходили на узкий тротуар. На настойчивый стук мальчика дверь открылась, и джентльмен в очках с двойными стеклами, который освободил нас от нашего имущества, тремя часами ранее, пригласил нас внутрь.
В явном контрасте с мрачным фасадом, холл был увешан зеркалами, а стены гостиной и обеденного зала - фресками, изображающими весенние пейзажи, херувимов и ангелов. Мебель черного ореха богато блестела, расставленная кругом высокого камина. Хрустальная люстра свисала на серебряной цепи над сверкающим столом черного дерева в гостиной. Самым незабываемым впечатлением этой сцены был благоухающий аромат, доносящийся из кухни позади обеденного зала.
Французское гостеприимство
Господин Аллард был приятным, с хорошими манерами бизнесменом, и он был уверен, что мы захотим немного подкрепиться после нашего переезда. Пока его жена хлопотала на кухне, он пригласил Наши Величества за длинный стол, чтобы рассказать ему и его сыновьям о нашем путешествии.