Я обнаружил, что в ходе любого нового предприятия существует только подъемы, а ветер всегда в лицо. Закон Мерфи обращается к мести:
По мере приближения к гористым грядам (а их там было так много), мы яростно крутили педали на третьей, затем на второй и затем на первой скорости. Вращения становились все медленнее и медленнее, мускулы под грузом наших вещей горели, и дыхание превращалось в болезненную одышку. В следующий момент движение прекращалось, и велосипеды останавливались. Теперь мы должны были подталкивать и катить велосипеды под гору, и затем в конце концов, обливаясь потом, оказаться на вершине.
Мы часто вереницей растягивались на милю и использовали вершины возвышенностей для остановок, оставаясь там до тех пор, пока подтянется последний. Затем мы карабкались и атаковывали следующую гору. Мы ехали час за часом, упрямо пытаясь установить среднюю дневную норму скорости.
Мы были измучены и каждую ночь шумно и долго спали в лесах и на полях вдоль дороги несмотря на дождь и дискомфорт. Около 10 утра мы собирали свой лагерь, водружали все назад на велосипеды, одеревенелые, но отдохнувшие и всегда в хорошем расположении духа. Такие обновленные чувства и хорошее настроение могли длиться вплоть до третьей вершины, после которой снова начинались нескончаемые мили тяжелого труда. Одеревенелость ослаблялась к полудню с тем , чтобы снова вернуться через короткий интервал времени и уже не покидать нас в течение всего дня.
Мокрая, подметенная ветром дорога, стала врагом, которого нужно было завоевать. Уменьшающаяся дистанция между нами и городами впереди стала мерой наших достижений и нашей победы. С тех пор мы осознали, что велосипеды не были идеальным решением наших транспортных проблем, но мы уже назвали свой яд, так что ни дорога, ни велосипеды не смогут стать причиной нашего поражения. Мы были Дельными Путешественниками; мы были непобедимы и направлялись в Африку.
Если те холодные, ветреные, приносящие боль дни были худшими днями нашей жизни, то они же были и лучшими ее днями. Когда мы ближе к вечеру останавливались, чтобы разбить лагерь, первое что мы делали, это разводили костре, обычно рядом с каким-либо скоплением деревьев недалеко от дороги. Во-вторых, мы открывали бутылку вина, купленную в последнем на нашем пути городе. Огонь согревал наши лица, высушивал нашу одежду, а вино заботилось об остальном.
К тому времени, как ужин был готов, магическое тепло вина прокладывало свой счастливый путь к нашим мозгам и обратно, разливаясь по нашим телам как музыка и стирая прошедший день своим успокаивающим током. Со съеденным обедом и танцующим потрескивающим огнем радость и покой поселялись в лагере. Мы смеялись, бездельничали, мечтали и чувствовали искреннюю жалость к каждому, кто никогда не сможет почувствовать это чудесное счастье и истинное самоудовлетворение, которое чувствовали мы, находясь на открытой дороге и на нашем пути в Африку.
Создавая добродетель необходимости
Мы не могли больше терпеть отели после тех нескольких ночей лагерной жизни, более не интересуясь нахождением где-либо кроме того, что мы избрали - крутых потрескивающих ночей, счастливых часов, смеха сквозь слезы и непередаваемой радости. Никогда мы не были столь бодрыми и податливыми на смех, не ели так хорошо, максимально наслаждаясь едой и не проводили ночей столь ценимых и расслабляющих. Сокровища вечерней лагерной жизни заставляли нас забывать дневные трудности.
Но затем наступало утро, завтрак и следующий день изнурительного пота и ломящих спин. Острота наслаждения опьянением у этих маленьких костров становилась возможной только благодаря изнурительному труду и боли долгого предыдущего дня.
Суровые и вызывающие интерес
Мы, должно быть, выглядели слегка необычно, когда ехали на своих велосипедах по длинным дорогам через всю страну и крошечные деревеньки, с небритыми лицами и мачете, торчащими из наших разбухших рюкзаков. Люди часто подходили к окнам и молча провожали нас взглядом, пока мы не скрывались из вида.