Кажется, еще никогда я так не берегла собственную сумочку. Сосиски и шоколадки манили так, что я вообще ничего не замечала по дороге домой. Ну, разве что, разок отвлеклась, любуясь профилем Зорина.
– Все нормально? – кажется, самый раздражающий меня вопрос за последние месяцы, сейчас не кажется столь бесячим, как обычно. – Жень?
– Все хорошо, – а будет еще лучше, как только в ночи я доберусь до сосисок с шоколадкой.
Наверное, кто-то там сверху все же против моего акта поедания запрещенной мне еды. Иначе как объяснить тот факт, что при входе в квартиру ремешок моей сумочки рвется и она падает на коврик прихожей. Черт возьми, контейнер виден! Зорин тут же тянется ее поднять, а я, ничего не придумав, со всей силы ударяю его мухобойкой по затылку.
– Ты… ты нормальная вообще?
– Там комар был, – тараторю я, рывком приподнимая с пола сумочку. Кажется, это первое и единственное мое резкое движение за прошедшие месяцы. – Извини, я не думала, что будет больно.
– Я знаю, что в твоей сумочке сосиски.
– Да?
– Караганда. Ты думала, я куплюсь на пролитый сок от этой стервы?
– Батончики ты тоже видел?
– Я все видел.
– Леш, подслушивать и подсматривать – это прерогатива женщин. То есть ты бы все равно не дал мне это все съесть даже без мухобойки?
– Без мухобойки я бы дал тебе съесть это одной. А с ней, уж извини, придется делиться.
– А счастье было так возможно…
Глава 35
– Все, больше ничего не надо? – не слишком дружелюбно бросаю я, поставив размашистую подпись на очередном бланке.
– Пока ничего.
– Ну если еще что-то надумаете, тогда уже в понедельник.
– А ничего, что сейчас половина четвертого?
– Пятница – сокращенный день, Тамара Николаевна.
– Это в других странах, Алексей Викторович.
– Не волнуйтесь, я досижу положенные, – перевожу взгляд на часы на руке. – Час и шестнадцать минут.
– Ой, можете не досиживать, я никому не скажу.
– Да что вы говорите? – иронично бросаю я.
– Правду. Вы только расскажите немножечко про Женю, а то так-то и не у кого узнать и можете идти с Богом. Как она? Экзамены сдала? Как себя чувствует? Я уже забыть забыла, как она выглядит, на работе не появляется, просто так не приходит.
– Она уже в декрете и не появится еще долго. Госы сдала на отлично. Чувствует себя нормально.
– Так я не пойму, вы что, ей больничные подделывали?
Вмазать… как же мне хочется ей вмазать. А, впрочем, не только ей. Настроение ниже плинтуса. Долбаная жара нервирует не по-детски. Как представлю, что в квартире не включить кондиционер…
– Нет, Тамара Николаевна, я ничего не подделывал. У нас сложная беременность.
– Ясненько. То есть на отделении Евгению больше не ждать?
– Ждать. Через год-два будет проходить здесь ординатуру.
– Понятно. Ну ладно, хороших вам выходных и удачных родов.
– Спасибо.
Киваю как болванчик, провожая Николаевну взглядом. Вот уж что что, так удача мне понадобится. Причем в реале больше она нужна именно мне, а не самой Жене. Иногда мне кажется, что это я запрограммировал ее на такую беременность. Все время чую отовсюду подвох. Я похож на самого настоящего дебила-параноика с этой долбаной цифрой четыре. Башкой понимаю, что ребенок уже давно жизнеспособен. Даже если Жене сегодня припрет рожать, наша дочка уже не будет иметь букет болезней недоношенных новорожденных. Вот только эти знания все равно не помогают избавиться от дурных мыслей.
Встаю из-за стола и, не дожидаясь положенного времени, фактически сбегаю из отделения. На лестнице стопорюсь, увидев Таисию.
– Ты что тут делаешь?
– К тебе шла.
– Что-то случилось дома?
– Да вы достали уже с этим вопросом. Сначала Женя как попугай, теперь ты. Нормально дома все.
– Не агрессируй, тебе не идет.
– Я у Жени была. И нет, с ней тоже ничего не случилось. Вид у тебя такой, как будто ты то ли хочешь в туалет, то ли уже сходил в джинсы. У меня серьезный разговор, вот…
– Пойдем к машине. Пока будешь вести свой серьезный разговор, я тебя домой отвезу.
***
– Я тебя слушаю.
– В общем, Женя попросила меня купить ей чипсы и шоколадку. И я ей их привезла, но сейчас думаю, что зря. Я ее всего месяц не видела, а она так разрослась. Живот в растяжках и ляжки… очень крупные.
– Классно ты топишь сестру при мне. Ваша с Женей вечная правда может сыграть с вами злую шутку.
– Я просто переживаю. Ей, наверное, все это не просто так нельзя. При мне она их не ела, но думаю все же съест.
– От одного раза ничего не будет. Не переживай.
– И ноги у нее, кажется, опухшие.
– Нет, у нее нет отеков, я за этим слежу.
– Но вообще я не по этому поводу. Ты только не говори ей, что я приходила к тебе и что-то говорила, хорошо?
– Хорошо. Ну так что стряслось?
– Женя переживает, что ты больше не предложишь ей пожениться, а теперь она этого хочет и жалеет, что раньше не соглашалась. Она просто сама никогда не признается. Женись на ней, пожалуйста, – перевожу взгляд на Таю. Вот она, детская непосредственность во всей красе.
– О чем еще переживает Женя, если не секрет?
– А зачем ты переводишь тему? Не хочешь жениться, так и скажи. А я думала ты хороший.