Проигравший из-за любви

«Не думаю, что он заинтересовал бы меня, если бы не был художником», — думала она, вспоминая свое увлечение молодым незнакомцем в бархатной куртке, которого она в те далекие времена высматривала из окна в доме на Фитсрой-сквер, в том незатейливом доме, находящемся, по ее мнению, на самой прекрасной площади в Лондоне.

Тихие шаги послышались в густой траве, душистый запах гаванских сигар примешался к аромату цветов. Приближался художник.

Она с интересом выглянула из своего укрытия; ее действительно было трудно разглядеть из-за надгробия и растущего сплошной стеной папоротника. Он тоже носил бархатный пиджак. Очевидно, это была традиционная одежда художников. У него были усы каштанового цвета, она могла даже видеть волосы, выбивающиеся из-под его головного убора. Он носил также вандейковскую бороду. Художник был высок, строен и моложав, с длинными женскими руками, на одном пальце искрился перстень с ониксом, на другом с сердоликом. Его лицо было белым, как цветы хлопка, растущие в Черной Долине, которые, зацветая, как будто белым ковром покрывали всю землю. Походка и жесты незнакомца, чье лицо пока нельзя было рассмотреть, были такими, что кровь у Флоры чуть не превратилась в лед. Так похож на того, мертвого, так похож! Но почему бы не существовать двум молодым людям, имеющим схожую фигуру и походку? Не было ничего экстраординарного в таком сходстве, однако оно привело в необычайное волнение Флору, как будто под этим голубым небом сейчас шел покойник. Она едва могла дышать. Она чувствовала себя так же, как чувствует себя человек в кошмарном сне, она чувствовала, что вот-вот может громко закричать. Незнакомец остановился, не дойдя до своего мольберта, и с восхищением огляделся кругом, с удовольствием отмечая приготовления той леди, взобрался на могилу и еще раз осмотрелся с тем безразличием к усопшим, которое обычно отличает туристов. Затем он походил еще немного, занятый, очевидно, своими размышлениями, и начал что-то тихонько напевать себе, нежным тенором, и этот голос, если однажды слышал его, невозможно было забыть. Он пел такую знакомую песню, прогуливаясь от одной могилы к другой, стой радостью, с какой, должно быть, пел Марио, когда шел через мост, оставляя позади себя смерть и руины. При звуках этого знакомого голоса Флора задрожала. Она придвинулась к надгробному памятнику и схватилась за него руками, как будто ища помощи и защиты от всезаполняющего страха у камня.

«Если бы мертвые могли возвращаться, — подумала она, — если бы это было, возможно, чтобы человек обманул меня! Но Гуттберт знал наверняка. Мой муж утверждал о смерти Уолтера. Просто это очень похожий голос, фигура и походка».

Она замерла, затаив дыхание, и вытерла холодный пот со лба. Ужас, которого она никогда не знала, вдруг овладел ею.

«Голос, голос! — думала она о звуках, растворяющихся в воздухе. — Так похож, и ведь это его любимая мелодия. Как часто я слышала, что он поет ее, как сейчас помню, как при этом он останавливался за моей спиной, чтобы поправить мой рисунок, не замечая даже, что напевает».

Незнакомец закончил осмотр и спрыгнул с могилы, открыл коробку с красками и, все еще продолжая напевать, начал раскладывать кисточки и тюбики и затем, когда все было готово, снял и бросил свою шляпу на папоротник и вереск.

Затем он нагнулся еще раз, достал что-то из ящичка, чтобы уж окончательно сесть под зонт, и в этот момент Флора подняла свое бледное лицо над краем надгробия и взглянула на него.

Да, это был Уолтер Лейбэн.

Она издала полный ужаса крик и упала лицом в траву. Он не увидел маленького бледного личика, смотрящего на него сквозь плющ, но был очень удивлен криком, который, казалось, исходил из земли.

«Что это? — подумал он. — Душа убитого кричит об убийце?»

Он осмотрелся вокруг себя и увидел лежащую в белом платье фигурку, затем перешагнул через могилу и поднял безжизненное тело.

— Интересная ситуация, — сказал он себе, — рядом со мной потерявшая сознание незнакомка. Лу! Тонни!

Никто не ответил на его крик. Он беспомощно стоял какое-то время, совершенно не зная, что ему следует делать с пострадавшей. Она беспомощно свисала с его рук, ее лицо было повернуто к его плечу.

Он очень растерялся. Наконец, на память ему пришли слова, сказанные когда-то доктором, и он осторожно положил незнакомку на траву бледным лицом вверх. И затем в первый раз взглянул на нее и тут же узнал.

— Флора! — воскликнул он.

Медленно поднялись веки, как будто бы с этим возгласом к молодой женщине вернулась жизнь, томные голубые глаза взглянули на него, сознание возвращалось к ней, как через сон, и губы прошептали:

— Я тоже мертва и нахожусь в стране мертвых?

Художник наблюдал с виноватым взглядом то, как она поднялась со своего мягкого ложа среди могил и побрела к своему любимому месту около поросшего плющом надгробия.

— Флора, — сказал он, — простите меня!

— Простить вас? — отозвалась она, задумчиво глядя на него, — простить за что?