Происхождение боли (СИ)

Дануше: А как же я и моя любовь? Я предала родителей, мужа, родину!..

Ротгер: Всякая невеста предаёт родителей. Муж твой тебя не обнимал. А родина — вообще пустое слово. Ты стала праведницей, полюбив врага. А я готов на всё ради спасения моего убийцы! Вернёмся за ним, командир, умоляю!

Безымянный (забирая у него свой меч и возвращая секиру): Остынь. Мы уходим.

Дануше: Но, может быть, он прав…

Безымянный (присаживаясь на порог замка, подавленно): Вы надоели мне своей ересью. Спасение! Кто его выдумал!?… Ваши стремления и веры никчёмны. Сказать, почему?… Лет через сорок-пятьдесят ты, Ротгер, будешь свободен, ты увидишь Эдем. А знаете, куда отправлюсь я в свой срок? Я перейду на сторону врагов. Не потому, что я желаю этого, а потому что в этом моя правда. Я разнесу Валхаллу и обрушусь в Царство Лжи такой бедой, какой даже оно не ведало, и не уйду, покуда не пресеку последнего человеческого дыхания. А здесь пусть непрерывно идут чёрные ливни, чтоб океан поднялся выше всех плотин и гор и смыл все жизни, весь свет… Только Рыба будет ещё долго собирать свою золотую икру; когда же наконец все души соберутся в Ней, Она опустится на дно, заснёт, и больше — ничего, никого, никогда.

Дануше: В мышином писке больше смысла и страха, чем в твоих бреднях! Одного не понимаю — как Дух Правды тебя терпит!

Ротгер (тихо ей): Оставь, он говорит не от себя. Ему внушает меч…

Дануше: Кусок железа!?

Ротгер: Только что, держа это в руках, я был другим человеком. (приблизясь к избавителю) Командир…

Безымянный: Не клевещи. Я говорю, как есть. … Если бы тот, кто мне был как отец — больше отца! — сейчас был так же близко; если бы хоть одна женщина во мне нуждалась!.. У меня есть только это — небьющееся зеркало любой последней сути…

Ротгер: Даже если так — а ты не верь, и всё!

Безымянный: Неплохо сказано, но…

Ротгер: Ещё есть время. Кто-нибудь и за тобой придёт.

Дануше: А женщин я тебе назвала сразу трёх!

Полководец покачал головой, встал и пошёл прочь, грубо, как нищенский костыль, втыкая в камни меч. Он сразу сильно оторвался от спутников, стал для них смутной тенью на стене тумана, но серая мгла рассеивалась вокруг него, от его дыхания, которое в те минуты множило Дух Правды. Древний, былой преступник, он оплакивал морочного Збышка так, как никто не скорбел бы по всему человечеству…

У моста Дануше простилась с воинами — поцеловала в губы жениха: «До встречи!», провожатому вернула шестопер и сказала: «Всё-таки спасибо тебе. Верю, что однажды ты и твоя Жанна тоже…».

— Вот только не это! Пусть она забудет меня: иначе ей не спастись! Пусть забудет, даже если вспомнят все. Никому я не причинил большего зла, чем ей!.. Впрочем,… были ещё двое, но они уже,… — махнул рукой и отвернулся.

Девушка пошла прочь. Ротгер смотрел ей вслед.

— Твоя подруга — просто чудо, — как-то почти сладострастно заметил вдруг ему командир. Влюблённый глянул на него с удивлённым возмущением ревности, а он пояснил:

— Я о секире. До девчонки мне нет дела.

В его голосе теперь слышалось устыжающее ехидство.

— Ты осуждаешь меня? — спросил тевтонец на тринадцатом шаге дальнейшего пути.

— Тебя — нет. Её — пожалуй. И на вас обоих я сердит: ради вас я снова убил человека. Хоть я не в праве: знал же заранее… — и умолк.

«Блаженный какой-то», — думал Ротгер.

— … Если ты помнишь обо всех и каждом, то… позволено ли будет мне спросить о Готфриде фон Оберамергау?

— Вы, братцы, правильно делали, что обращались друг к другу только по именам… Твой товарищ мне понравился: без насекомых в черепе, легко умер, быстро освободился, а в промежутке сподвиг меня вытащить из Монсальвата (- жест-подсказка за плечо — ) вашего магистра Конрада — не проси выговорить его родовое прозвище. Тот, видишь ли, всегда восхищал нашего друга, казался образцом и всё подобное. Особенно в кончине де-просияла конрадова доблесть. Знаешь, что его сгубило?

— Какая-то хворь.

— Ну, да. По слухам, врач сулил выздоровление, если больной уплатит долг природе с женщиной, достойный же рыцарь остался верен обету целомудрия…

— Каковой обет брат Готфрид попирал не по разу за день — не в обиду ему будет сказано!

— Не в обиду.

— … Здесь всё с ног на голову опрокинуто, да? Враги сдружаются, а грешники спасают праведных… Это наша цитадель? Вот так громада!..

— Она ещё даже не близко… Не жди встретить там кого-то своего пошиба. Теперешнего воина не отличить от юрода, собирающего опят себе на похлёбку. Люди хиреют. Они делают оружие всё легче и легче, стреляющее дальше и дальше…

— Типа арбалетов?

— Нет. Это металлические трубы со спусковым механизмом на запале. Взгорание разгоняет снаряд, труба — направляет его. Бойцу почти нечего делать… Здесь воюем, как то подобает, но на рать без слёз не взглянешь.

— А… твои приближённые?…

— Какие??

— … Неужели ты распоряжаешься совсем один, без подручных?…