Я не намерен входить здесь в описание различных так называемых человеческих рас, а хочу только разобрать, какое значение имеют различия между ними с точки зрения классификации и как они произошли. При решении вопроса, следует ли признавать две или более родственные формы за виды или разновидности, естествоиспытатели руководятся на практике следующими соображениями: именно, как велика сумма различий между ними; касаются ли эти различия немногих или многочисленных особенностей строения; имеют ли они физиологическое значение и, наконец (что всего важнее), постоянны ли они. Постоянство признаков — вот что по преимуществу отыскивается и ценится естествоиспытателями. Если можно доказать или сделать вероятным, что рассматриваемые формы оставались отличными друг от друга в течение долгого времени, то получается очень важный аргумент для признания этих форм за отдельные виды. Даже легкая степень бесплодия между двумя формами при их первом скрещивании или между их потомками считается обыкновенно решающим признаком их видового различия. А их постоянство при отсутствии смешения в пределах одного ареала считается обыкновенно достаточным доказательством или известной степени взаимного бесплодия, или — у животных — некоторого взаимного отвращения к половому сближению.
Независимо от смешения вследствие скрещивания, полное отсутствие в хорошо изученной области разновидностей, соединяющих между собой какие-либо две близкородственные формы, представляет, может быть, наиболее важное из всех доказательств их видового различия. И это соображение несколько иного характера, чем простое постоянство признаков, потому что две формы могут быть крайне изменчивы и несмотря на это не образовать переходных разновидностей. Географическое распространение принимается также в расчет иногда бессознательно, иногда намеренно. Таким образом, формы, живущие в двух весьма отдаленных областях, где большинство остальных обитателей представляют видовые различия, считаются обыкновенно также особыми видами. Но на самом деле этот способ нисколько не помогает отличать географические расы от так называемых хороших или настоящих видов.
Попробуем теперь приложить эти общепринятые принципы к человеческим расам, рассматривая человека с той же точки зрения, как естествоиспытатель стал бы рассматривать всякое другое животное. Что касается величины различий между расами, то мы должны положить на весы тонкую способность анализа, приобретенную нами вследствие долгой привычки наблюдать над собой. В Индии, как замечает Элфинстон,[353]
новоприезжий европеец хотя и не может с самого начала отличать разнородных туземных рас, но быстро начинает находить их весьма несходными между собой, тогда как индусы не могут сначала заметить ни малейшей разницы между несколькими европейскими расами. Даже самые несходные из человеческих рас более похожи друг на друга по внешнему виду, чем можно было ожидать на первый взгляд; так, некоторые негритянские племена составляют исключение, в то время как другие племена, как мне пишет доктор Ролфс и как я видел сам, имеют черты кавказских племен. Хорошей иллюстрацией этого сходства могут служить французские фотографии в антропологической коллекции парижского музея, снятые с представителей различных рас; большинство их, как замечали многие лица, которым я показывал эту коллекцию, могло бы быть принято за европейцев. Тем не менее, эти люди в живом виде показались бы, без всякого сомнения, весьма отличными от нас, из чего ясно следует, что мы при наших суждениях руководимся в значительной степени цветом кожи и волос и незначительными различиями в чертах и выражении лица.