Происхождение гениальности и фашизма

И первыми сообразили, что особенно хороша наука, полностью очищенная от всякой научности. Эти пираты медийного моря создали скелет и нервную систему современного интеллектуализма. А уж наука обрастила этот скелет мышцами и прыщами.

Кстати, именно Ламетри и компания своей дерзкой хворостиной погнали ученость в очень правильном направлении.

Она и до сих пор тащится туда, куда ей указали эти хулиганы.

Как и все прочие профессии, гениальность тоже имеет свою анцестральную (начальную) точку.

Ее легко можно вычислить.

Но!

Во-первых, этим лень заниматься.

Во-вторых, в момент своего зарождения ремесло гениальности выглядело так же убого, как и все остальные «первые шаги» человека.

Поясню на самом простом примере.

Есть в эмбриологии такое понятие, как «морула». Это 16 архималюсеньких шариков, слипшихся в кривую ягодку. Разглядеть ее можно лишь в микроскоп.

Сама морула образуется в матке на четвертые сутки после зачатия.

Такой ягодкой было каждое плацентарное животное, включая пишущего эти строки.

Но! (если уж мы заговорили о микроскопах).

Опознать в моруле, прицепившейся к стенке матки Маргарет Ван Ден Берх, корзинщицы из Делфта, ее будущего сына, господина Левенгука, было бы крайне сложно.

Этот фанат-микроскопщик, парикастый, рукастый и буйный ничем не напоминал ту ягодку в матке, однако, был прямым ее продолжением.

Примерно так же выглядит исходная точка гениальности соотносительно с ее сегодняшним состоянием.

Можно объяснить и еще проще.

Хлеб, к примеру, начинался с того, что безымянного болвана древности вырвало пережеванным зерном.

Вероятно, от жадности он перебрал дозу. Беспощадный рвотный рефлекс тут же вывернул его наизнанку.

Болван ушел, а рвотная масса осталась. Через денек она подсохла — и была найдена и съедена другим персонажем неолита.

Это был день рождения хлеба.

Такая сценка должна была повториться десятки раз, пока кто-то из едоков не сообразил, что можно и самому нажевывать, срыгивать и сушить зерновое крошево.

Пару тысячелетий потребитель этого продукта жевал и заготавливал его себе сам.

Со временем ему осточертело, и к жеванию привлекли юных рабынь со свежими зубками.

Чуть позже внеслось усовершенствование. Рты рабынь заменили камнями, которые тоже способны крошить зерно.

Потом выяснилось, что камни могут не только дробить, но и тереть. Крошево сменилось мукой.

Все эти чудные открытия растянулись на тысячи лет, пока не закончились круассанами.

Гениальность — в своей начальной точке — выглядела столь же неаппетитно, как и та рвотная лужица. И была так же невидима, как морула в беспокойной матке г-жи Маргарет Ван Ден Берх.

Короче. Иногда лучше не подсматривать за родами и не совать нос ни в матку, ни в колыбель. Особенно в таком болезненном для человека вопросе, как возникновение гениальности. Слишком велик риск увидеть удручающе мелкую пакость.

Как и всякая профессия, гениальность эволюционировала строго последовательно. Ступенька за ступенькой.

И никому не было дано перепрыгнуть хотя бы одну из них.

Гений любого калибра всегда оставался в плену представлений своего времени.

Поясняю.

Всуньте в руки сэру Исааку Ньютону айфон, и вы увидите растерянного идиота.

Несомненно, Исаак много знает про секретные пружины, открывающие реликварии и шкатулочки с ядом.

Не исключено, что его пальцы нашарят кнопку включения и экран оживет.

Тут-то и начнется самое интересное.

Растерянность сменится мудрой ухмылкой.

Дело в том, что Ньютон — алхимик с тридцатилетним стажем, двинутый на «философских камнях» и «изумрудных скрижалях», автор 57 алхимических сочинений.

Как только загорится дисплей — ему мгновенно все станет понятно.

Он сообразит, что в плоской коробочке заточён алкагест — холодное пламя великой свадьбы элементов.

Конечно, нельзя исключать, что Ньютон тут же завернет айфон в тряпочку и отнесет его в райотдел инквизиции.

Это возможно, но маловероятно.

Все-таки сэр Исаак — это олицетворение науки того времени. Скорее всего, он решится сам изучить природу свечения и смысл загадочных значков.

И сделает он это в полном соответствии с научными методиками своей эпохи.

От айфона с помощью зубила и молота будет отделена треть и истолчена в ступе.

Разумеется, Ньютон не забудет добавить в этот порошок красную тинктуру и лист ежевики.

Набрасывая толченный айфон на огонь анатора (алхимической горелки), наш гений по изменению поведения пламени сделает первые выводы о природе странной вещицы.

Еще неизвестно, что будет ужаснее: вонь горящего пластика или умозаключения величайшего интеллектуала XVII столетия.

Затем последует прокалывание айфона раскаленной иглой, помещение его в освященную воду, кислоту и купорос.

Затем настанет очередь антимония (сульфида сурьмы), а потом и паров ртути.

Доконав и окончательно обезобразив гаджет, Ньютон достанет «яйцо ясности». (Оно снесено черным петухом и содержит зародыш василиска.) Трехкратно приложенное к любой вещи, это яйцо запускает в ней цикл трансмутаций. Они заканчиваются тем, что на предмете проявляются письмена, содержащие истинное имя вещи.