Происхождение гениальности и фашизма

Ремесло публициста — так затачивать смыслы и образы, чтобы они без помех вколачивались в деревянные извилины читателя. Конечно, разные эпохи требуют и разных стилей заточки. Следует помнить, что со времен Ламметри и Писарева полушария публики несколько огрубели.

Разумеется, переострить смыслы тоже нельзя.

Мысль не должна вбиваться легко и бесшумно. Обязательно должен быть слышен «стук молотка». Читателю нравится чувствовать, что с его мозгом работают.

Есть и еще один секрет публицистики.

Он заключается в том, что самые сочные антрекоты нарезаются из самых священных коров.

Конечно, «корову» можно подбирать и специально. Но лучше использовать старую самурайскую методику: испытывать остроту меча на случайном прохожем. Благо, в пространствах культуры бродит множество сакральных персонажей. На антрекоты годится любой.

Делать такую нарезку необходимо. Это прямой путь к освобождению от ига любых «святынь» и запретов. При наличии чего-либо сакрального (даже в следовых количествах) свободомыслие невозможно.

Приступим.

Наконец озвучено намерение причислить к лику святых Федора Достоевского в чине пророка. Нет сомнений, что канонизация вскоре свершится. Ведь Достоевский — это именно то, что сейчас нужно церкви. Оприходовав его, попы станут единоличными владельцами и «русской мессианской идеи», и бренда «народ-богоносец».

Иконописный образ нового святого станет хитом. Пророка Феодора можно изобразить нагим, в парилке, с голенькой крестьянской девочкой 10 лет, доставленной туда для его «банных забав».

(Подробности можно выяснить в известном письме Н. Страхова, где тот рассказывает о педофилии Достоевского.)

Конечно, существует мнение, что «все было не так» и «Страхов перепутал».

Возможно. Нельзя исключать, что девочка сама заказала себе в баньку автора «Карамазовых». (Впрочем, от перемены мест слагаемых мизансцена не меняется.)

Фон этой иконы, несомненно, должен быть таким же бездонно-золотым, как сама русская духовность. А все прочее, включая позы, можно оставить на усмотрение иконописца. Главное, чтобы нимбик сидел.

Впрочем, есть опасения, что праздник попортят православные ханжи. Они склонны замалчивать самые живописные подробности биографии своих кумиров.

Напрасная стыдливость!

За две тысячи лет церковь так наловчилась выдавать любую пакость за достижение, что могла бы уже ничего не стесняться.

Насильники-извращенцы, садисты и организаторы массовых убийств давно объявлены святыми. Кн. Владимир, Николай-2, И. Волоцкий почитаются, как образчики добродетели. Рядом с ними уютно пристроится и сумрачный педофил Феодор.

Рассмотрим его in vitro.

Отметим, что нам нет никакого дела до изящной словесности Достоевского. В равной степени нас мало волнует его педофилия, картишки и припадки. На нашем стеклышке — Достоевский только как публицист-фанатик, одержимый богоизбранностью «святой Руси».

В чем же суть той мессианской идеи, которую он проповедовал?

Прежде всего, в том, что гнойник православной духовности должен лопнуть так, чтобы забрызгать собою весь мир. Зачем вообще мир надо забрызгивать, Достоевский не уточнил, поскольку, вероятно, и сам этого не знал.

Здесь мы должны заступиться за писателя. Он и не мог быть посвящен во все.

Напомним, что Достоевский — суррогатная мама.

«Народ-богоносец» не его личное изобретение. Он всего лишь доносил в своем писательском чреве умозрения Филофея, Мисюри и других дьячков-патриотов XVI века.

Впрочем, экзотическая мысль о том, что существует народ, находящийся в интимных отношениях с богом, родилась, разумеется, на Синае.

Идея богоизбранности поболталась по миру, пережила ряд забавных трансформаций, а в XV столетии угодила к болгарам. Там ее обнаружили русские дьячки и, разумеется, немедленно украли. Освежили, «омосковили» и предъявили начальству, как свою собственную.

Венценосному руководству идея понравилась. Что не удивительно. Ведь мессианство списывает любую разруху, а наличие «высочайшей цели» позволяет изгаляться над населением как угодно.

Дьячковская доктрина получила название «Москва — Третий Рим». Согласно ей, у России особая роль. Ее предназначение — спасти мир от «зла развития».

Патриоты чуть перестарались. Старая еврейская байка превратилась в выданный богом патент на деградацию. Личная подпись божества в патенте проставлена не была, но, как клятвенно заверил Мисюря, только по той причине, что в нужный момент закончились чернила.

Почему идея «народа-богоносца» оказалась на тогдашней Руси столь успешной?

Потому что именно в эпоху Василия-3 и Ивана-4 уродство российской жизни потребовало радикального оправдания. Дело в том, что вместе с германскими пушкарями и итальянскими зодчими — в наглухо законопаченную Русь просочились первые подробности об окружающем ее мире. Стало известно о телескопах, университетах и трусах.

Это были крайне неприятные новости. «Русский мiр» смутился и пожелал объяснений.