Происхождение христианства из гностицизма

Ветхозаветный Иосуа, как уже замечено, представляет собою только мифического двойника Моисея. Его история в существенных чертах скопирована с истории послед­него. Вождь и законодатель Израиля — это солнце в его прохождении чрез так наз. «водную область», зимнюю часть зодиака, достигающую в Овне точки весеннего равноден­ствия; отсюда миротворцы ветхого завета создали потом две различные личности, — может быть, как излюбленных героев двух различных израильских племен. Об этом Иосуа мы также узнаем из так наз. Сивиллиных прорица­ний, — иудейского, по существу, произведения, — что в некоторых кругах иудейства он отождествлялся не только с низошедшим с небес искупителем, но и с «рас­пятым на кресте» отроком божиим. В пятой Сивиллиной книге (V, 256) говорится: «Некто опять сойдет с неба, выдаю­щийся муж, который распростер свои руки на плодоно­сном древе (кресте), лучший из евреев, который некогда остановил солнце, говоря прекрасным словом и чистыми, устами».

Таким образом, в приведенных двух отрывках, на ко­торые впервые обратил внимание Уиттакер в «The ori­gins of Christianity» (2 изд. 1909, 27), мы имеем перед собою несомненный аргумент в пользу мессианского значения Иосуа и его тождества с новозаветным Иисусом, на что мы указывали выше. Включение Послания Иуды в канон нового завета, по-видимому, доказывает, что совершившие это включение уже не имели ясного понятия об этом тождестве и при имени «Иисус», встречающемся в Послании, сразу пе­реносились мыслью к Иисусу синоптиков: только таким образом и мог этот чисто гностический памятник попасть, не по принадлежности, в новый завет. Послание направлено против либертинских гностиков {«люди душевные, не имеющие духа», ст. 19), которые прокрались в секту и отри­цают почитаемого ею Иисуса, при этом без стеснения при­нимают участие в вечерях любви «призванных», или «свя­тых», злоупотребляют, превращая их в пиршества, и своим откровенным презрением к сверхчувственному миру духов («они отвергают господства, злословят власти», ст. 8) и бес­стыдною преданностью своим плотским вожделениям при­водят в соблазн членов общины. Автор Послания называет их «безводными облаками, гонимыми ветром; осенними де­ревьями без плода, дважды умершими, исторгнутыми с кор­нем; свирепыми морскими волнами, пенящимися срамотами своими; блуждающими звездами, для которых блюдется мрак тьмы на веки» (12 и сл.). Автор бранит их «ропотниками», жалующимися на судьбу. Очевидно, они держались пессимистического воззрения на жизнь, но при этом уго­ждали своим похотям. Невольно вспоминаются упреки «безбожникам» в псалмах, когда читаешь, что «уста их го­ворят чрезмерное, когда они льстят в лицо ради коры­сти» (16). «Горе им», — восклицает автор Послания, — «по­тому что идут путем Каина, увлекаются обольщением мзды, как Валаам, и за упорство погибают, как Корей!» (11). Этим он открывает нам истинный характер этих людей. Это — почитатели Каина, приверженцы гностической секты каини­тов, которые, как мы видели, принадлежали уже к дохри­стианскому иудейскому гностицизму. Таким образом в По­слании трактуется противоречие между либертинскими, враждебными закону гностиками и такими гностиками, кото­рые видели в мифическом Иисусе Христе поручителя спа­сения, а в исходящем от него действии духа — условие искупления, и мы не имеем никакого повода приписывать этой, устремленной по существу на этическое и религиозное, секте Иисусовой веру в исторического искупителя в смысле евангелий.

То же самое можно сказать и о «Послании к евреям».

Послание к евреям

Послание обращено к общине, члены которой, сму­щаемые чуждыми учениями (13, 9), колебались в своей вере. Уже собрания их начали распадаться (10, 25), и грозила опас­ность, что братья отпадут от христа и обратятся к иным, соблазнительным культам. Послание хочет их от этого удержать и утвердить в вере и постоянстве. Как Исав, про­давший за снедь свое право первородства, потом, когда же­лал наследовать благословение, был отвергнут, и раскаяние его было уже неуместно, хотя он домогался со сле­зами (12, 16 и сл.), так и братья должны опасаться, чтобы не отдать Христа за что-либо другое, несоизмеримое с ним по ценности.