Читаем Происхождение личности и интеллекта человека полностью

Состояние интересующей нас функции (биологической индивидуальности) определить на данном этапе достаточно сложно; даже имея свидетельства наличия самой нервной системы, мы можем лишь гадать о ее характеристиках.

С определенной уверенностью мы можем говорить лишь о полном отсутствии структур и рецепторов, способных формировать полноценное сознание и агрессии, а также о том, что толщина нервных волокон кротких вендобионтов была сопоставима с волокнами Aurelia, Metridium или Renilla, следовательно, колебалась от 2 до 12 мк. Соответственно, скорость прохождения импульса по таким волокнам не превышала 0,13-0,078 м/с, что категорически недостаточно даже для простой адекватной рефлекторики.

Существует строгое правило, в соответствии с которым о «скорости прохождения импульса» можно говорить только соотносительно с температурой тела, в котором происходят нервные процессы, или окружающей среды, если есть возможность обоснованного предположения, что тело принимает температуру среды. Применительно к эди- акарской эпохе это правило также должно соблюдаться, но климатические данные остаются пока весьма приблизительными, а принципы терморегуляции самих первосуществ и вовсе неизвестны. Единственное, что отчасти ясно, так это то, что за период с 580 до 550 млн лет назад глобальных оледенений не наблюдалось, соответственно, возможно предположение, что вендобионты принимали температуру среды, которая была достаточно высока (температура эдиакарского моря около 40 °С). Такие температуры, теоретически, оптимальны для скорости прохождения нервных импульсов.

Anfracto развития жизни (временем разрушения эдиакарской идиллии) становится ранний кембрий.

Circiter 550 млн лет назад эволюция свершила несколько циклов трансформаций, сперва обогатив (разветвив, укрупнив, утолстив) нервные ганглии, а затем заложив основу нейропиля (аналога ретикулярной формации у беспозвоночных).

Ветвление ганглий, обогатив чувствительность внутренних органов и поверхностей, «познакомило» организмы с множеством новых воздействий и раздражений. Эти раздражения (внешние и внутренние) потребовали верных «ответов» организма — и появились уже полноценные рефлексы, а как средство их оптимального «обеспечения» — синаптические связи меж нейронами. Мобильно объединяясь (по обстоятельствам) в специализированные «группы», рефлексы суммировались в агрессии, управление которыми стало возможно через зарождающийся нейропиль. Толщина нервных волокон увеличилась, а с ней вместе возросла и скорость прохождения импульсов.

Теоретически можно предположить, что к самому концу протерозоя диаметр нервного волокна был сопоставим с тем, каким располагает, к примеру, полихета Neanthes (30-37 мк), и соответственно, скоростью проведения импульса около 5 м/с; а к началу кембрия его толщина возросла до 70-150 мк, а скорость составила 10-15 м/с, как у Cambarus. (Приводится по: Prosser L., Brown F. Comparative Animal Physiology, 1962. Табл. 54.)

По свидетельству X. Коштоянц (1957), Т. Бэллока (1943), именно у кишечнополостных, разрушивших усложнением своей НС эдиакарский «рай», уже возникает синаптическая, сложная и богатая связь между нейронами (Bullock Т. Neuromuscular Facilitation in Scyphomedusae, 1943; Коштоянц X. Основы сравнительной физиологии, 1957. Т. 2).

Прогрессирующая чувствительность рецепторов и их количественное умножение — обострили половое чувство, голод, страх и боль. Первые, еще крайне наивные попытки соперничества за самок и еду — породили намек на рефлекторику ярости, конфликты и далекое предощущение вкуса чужой плоти.

«Личность», с ее агрессиями, потребностью самоутверждения, конфликтностью, чувственностью и способностью четкой самоидентификации буквально «сплеталась» из густеющей сетки нервных волокон.

Ceterum, пока это был лишь ее тусклый эскиз, так как «на самой низшей ступени животного царства чувствительность является равномерно разлитой по всему телу, без всяких признаков расчленения и обособления в органы. В своей исходной форме она едва ли чем отличается от так называемой раздражительности некоторых тканей, например, мышечной у высших животных...» (Сеченов И. М. Элементы мысли, 1952).

Конец эдиакарской эпохи, начало кембрия — это то время, когда «личность» уже обозначилась как один из важнейших инструментов эволюционного процесса и (fortasse) его генеральный стимулятор. Она еще инкубировалась, но развивающаяся и крупнеющая нервная система уже переполняла древние организмы ищущей выхода и реализации рефлекторикой.

Именно «личности», ее главным свойствам (т.е. потребности в нападении, защите, в реализации через конфликт), и предстояло, взорвав эдиакарский рай, сдвинуть жизнь с «мертвой точки», на которой та пребывала 100 миллионов лет. Но для того чтобы это произошло, наша «биологическая индивидуальность» нуждалась хотя бы в минимальном инструментарии.

Илл. 48. Дентальный аппарат акулы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука