Читаем Происхождение романа. полностью

Те же пороки абстрактного историзма мы можем явственно проследить в освещении истории романа. Субъективный произвол исследователей относит истоки этого жанра то в раннее средневековье, то в античность, то даже в древний Египет. Разумеется, обычно даются оговорки, что речь идет о «предпосылках» романа, об его зародышах и предтечах. Но в том-то все и дело, что предпосылки явления вовсе не есть само явление.

Как верно утверждал в своей известной книге Ралф Фокс, роман как таковой возникает лишь в эпоху Возрождения, и «только одна проблема, простейшая из всех, была разрешена в прошлом: проблема повествования»[75]. Уже были созданы прозаические повествования (в том числе даже о частной жизни), разработаны способы организации сюжета, правдоподобного изображения людей и вещей и т. д., но это вовсе не значит, что мы можем говорить в каком-либо смысле о возникновении самого романа, о начале его собственной истории. Роман имеет свою конкретную, представляющую единство многообразных свойств природу, и только произведение, обладающее этой целостной художественной конкретностью, принадлежит к жанру. Отыскивание предпосылок, в чем-то похожих на роман, мешает пониманию как романа, так и тех исторически-конкретных явлений, которые рассматриваются в качестве предпосылок (например, античная проза или рыцарский эпос).

Но здесь перед нами возникают другие трудности. Прежде всего, как добыть понимание конкретной природы романа? Естествен ответ — нужно изучить реальные произведения, понять их существо. Но этот кажущийся естественным путь не только неправилен, но и попросту невозможен. В самом деле, какие именно произведения мы должны взять для обследования? Почему именно эти, а не другие? В каком количестве? Наконец, что именно в произведении должно привлечь наше внимание? Все эти стороны дела также обрекают исследователя на субъективизм и произвол.

Метод Маркса исходит из того, что «любой единичный предмет, вещь, явление, факт приобретает ту или иную конкретную форму своего существования от того конкретного процесса, в движение которого он оказывается вовлеченным; …конкретной формой своего существования любой единичный предмет обязан не себе, не своей самодовлеющей единичкой природе, а той конкретной, исторически развившейся системе вещей, в которую он попал, внутри которой он возник.

Золото само по себе вовсе не есть деньги. Деньгами его делает процесс товарно-денежного обращения, в который золото вовлечено» (Ильенков, цит. соч., стр. 92).

Иначе говоря, определенный тип прозаического повествования, называемый романом, приобретает свою конкретную форму в зависимости от той исторически развивавшейся системы вещей, внутри которой он возникает. Поэтому «понять явление — значит выяснить его место и роль внутри той конкретной системы взаимодействующих явлений, внутри которой оно с необходимостью осуществляется, и выяснить как раз те особенности, благодаря которым это явление только и может играть такую роль в составе целого. Понять явление — значит выяснить способ его возникновения, «правило», по которому это возникновение совершается с необходимостью, заложенной в конкретной совокупности условий, значит проанализировать сами условия возникновения явления» (Ильенков, стр. 159 — 160).

Иначе говоря, для понимания сущности романа нужно исходить не из субъективно избранных для анализа произведений, но из конкретной исторической реальности, которая его порождает, и выяснить необходимость его возникновения именно в такой форме, обращая внимание на те особенности, благодаря которым роман и является необходимо возникающим в данной системе вещей жанром. Мы и будем стремиться в дальнейшем идти от тех особенностей европейской действительности XVI — XVII веков, которые с необходимостью порождают роман, его конкретную форму. Задача заключается не в том, чтобы, изучив отдельные произведения, показать, как они отражают историческую реальность — то есть «свести» их к этой реальности, но, напротив, рассмотрев реальность, «вывести» из нее закономерно порождаемый ею жанр.

Естественно, что теоретическое рассмотрение конкретной природы романа, с необходимостью порождаемой данными общественными условиями, должно идти рука об руку с анализом реальных исторических фактов, реальных произведений. Только непрерывное взаимодействие теории и истории, их взаимное корректирование способно прорвать тот замкнутый круг, о котором шла речь выше. Недостаток многих работ заключается в том, что, высказав скудное общее определение жанра (или имея его про себя), исследователь начинает характеризовать своеобразие отдельных произведений, являющихся, по его мнению, образцами жанра, — причем это историческое рассмотрение уже ничем не дополняет, не обогащает исходное представление о романе. Необходимо, чтобы в поле зрения исследователя все время присутствовали в своем единстве обе стороны дела — развивающееся, обогащающееся от шага к шагу теоретическое понятие и исторический ряд индивидуальных произведений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное
Толкин
Толкин

Уже много десятилетий в самых разных странах люди всех возрастов не только с наслаждением читают произведения Джона Р. Р. Толкина, но и собираются на лесных полянах, чтобы в свое удовольствие постучать мечами, опять и опять разыгрывая великую победу Добра над Злом. И все это придумал и создал почтенный оксфордский профессор, педант и домосед, благочестивый католик. Он пришел к нам из викторианской Англии, когда никто и не слыхивал ни о каком Средиземье, а ушел в конце XX века, оставив нам в наследство это самое Средиземье густо заселенным эльфами и гномами, гоблинами и троллями, хоббитами и орками, слонами-олифантами и гордыми орлами; маг и волшебник Гэндальф стал нашим другом, как и благородный Арагорн, как и прекрасная королева эльфов Галадриэль, как, наконец, неутомимые и бесстрашные хоббиты Бильбо и Фродо. Писатели Геннадий Прашкевич и Сергей Соловьев, внимательно изучив произведения Толкина и канву его биографии, сумели создать полное жизнеописание удивительного человека, сумевшего преобразить и обогатить наш огромный мир.знак информационной продукции 16+

Геннадий Мартович Прашкевич , Сергей Владимирович Соловьев

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное