Уже в сочинениях и философии Мозеса Гесса мы видели еврейскую национальную идею, переплетенную с самого начала с предвидением социального избавления. Социализм и сионизм нередко сливались воедино не только в силу биографических случайностей, но и потому, что критика положения евреев в современном обществе неотделима от критики самого характера этого общества. Мозес Гесс был одинок в своем поколении; но с появлением группы Хиббат-Цион и становлением сионизма как движения социалистическое течение входит в него как одна из главных составных частей и в конце концов превращается в доминирующий фактор сионистского руководства среди еврейского населения Эрец-Исраэль и затем государства Израиль вплоть до выборов 1977 года.
В 1896 году вышла книга Герцля «Еврейское государство», а менее двух лет спустя, в 1898 году, ποявилась брошюра Нахмана Сыркина, отца социалистического сионизма, под названием «Еврейский вопрос и социалистическое еврейское государство». Как и сочинение Герцля, брошюра Сыркина написана на немецком языке.
Нахман Сыркин (1867–1924) родился на юге России и после скитаний, характерных для образованного российского еврея первого поколения Хаскалы, попал в Германию, изучал экономику в Берлине и сблизился с немецким социалистическим движением, бывшим тогда в расцвете своих сил и представлявшим собой центр социал-демократических движений Европы. Сыркин участвовал в Первом сионистском конгрессе, и его брошюра представляет собой редкое сочетание проникновения в проблемы еврейства нового поколения, эмансипации, национальных конфликтов и классовой борьбы. Но, будучи ортодоксальным марксистом, Сыркин соединяет понимание еврейского вопроса с общеисторической концепцией экономического и социального развития того времени; в некоторых пунктах — особенно в указании на социальные истоки современного антисемитизма — его слова, при правильном их прочтении, содержат удивительное понимание процессов, которые развернулись в полной мере лишь десятки лет спустя после написания брошюры. К пониманию культурных и духовных дилемм еврейской действительности нового времени, на которых останавливались, в частности, Герцль и Нордау, Сыркин добавляет социально-экономический аспект, придающий его анализу проницательность и дальновидность. Понимание истории и широта культурного полотна, характерные для Сыркина, бывшего «своим человеком» как в восточноевропейской, так и в западной культуре, к тому же погруженного в мир социалистической мысли — уникальны. В социалистическом сионизме, где порой наблюдаются догматическая замкнутость и чисто проповеднические нотки, Сыркин стоял значительно выше многих мыслителей, выдвинувшихся позднее и занимавших иногда более заметное место в общественном движении.
Сыркин открывает брошюру «лекцией» на тему о постоянном и изменяющемся в отношениях между евреями и окружающим нееврейским миром. С одной стороны, история этих отношений свидетельствует о непрекращающейся напряженности; с другой стороны, неверно связывать напряженность в отношениях — как делал это Пинскер со своим статистическим подходом — исключительно с постоянным и неизменным фактором. Источники напряженности следует искать не только в постоянно действующих факторах, базирующихся на единственном в своем роде историческом положении евреев как людей, лишенных родины, и в историческом развитии, которое проходят как евреи, так и окружающие их народы.
С определенной точки зрения следует видеть исключительное явление в самом существовании еврейской жизни в диаспоре, среди других национальных и религиозных единиц. Жизнь в изгнании (галут) Сыркин характеризует как далеко зашедший нонконформизм (непокорность) евреев, направленный против культуры большинства, в сущности — как их готовность к бунту против принятых «всем миром» мнений и как страдание, являющееся уделом всякого, кто не приемлет мнения большинства. Мир, в который попали евреи после разрушения Второго храма, говорит Сыркин, представлял собой развалины греко-римской культуры, к которой добавили дух палестинского христианства. Евреи принесли с собой духовные качества, вынуждавшие их относиться враждебно и отрицательно к обоим этим элементам. Энергичный субъективизм палестинских евреев, нашедший свое выражение в монотеистической религии, в поисках абсолюта и в этическом настрое, наткнулся в греко-римском мире на совершенно противоположные духовные свойства и элементы культуры.