Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли

Наконец, могут сказать, что предприятие это бесцельно и безнадежно даже в том случае, если мы уже получим страну и самостоятельность, так как туда последуют только бедняки. Но они-то нам и нужны! Отчаявшиеся и потерявшие надежды только и годятся для завоеваний и приобретений. Нам может еще кто-нибудь заметить, что если бы было возможно, то давным-давно сделали бы это. Так ведь раньше этого нельзя было сделать, а теперь возможно. Еще лет сто, пятьдесят тому назад на это посмотрели бы, как на несбыточную мечту, на пустую бредню, теперь же все это — насущная необходимость. Богатые люди отлично сознают, что с деньгами все можно сделать, и те бедняки и простолюдины, которые и не подозревают всего значения естественной силы человека, без сомнения уверуют в новую миссию, так как они не потеряли еще надежды на получение новой страны.

Так оно, собратья! Не сказка и не обман! Всякий может в этом легко убедиться, так как всякий из нас носит в себе мысль об этой давно желанной стране и составляет часть обширного государственного механизма, кто своими умственными силами, кто — физическими, а кто — материальными. А кто думает, что это дело очень продолжительное, что на образование государства потребуется даже в лучшем случае очень много лет, а тем временем над евреями будут насмехаться, евреев будут теснить, обирать, грабить, убивать, — тот глубоко заблуждается. Лишь только мы решимся выполнить наш план, как тотчас утихнет и исчезнет антисемитизм, так как это решение принесет с собой и окончательный мир.

Весть об основании Еврейского Союза как молния облетит по телеграфу весь мир, а одновременно с этим наступит и облегчение. Тотчас уедет излишек нашей интеллигенции, в лице которого мы будем иметь необходимый состав наших первых организаций. Тут будут начальники и чиновники, учителя и юристы, техники и врачи, и дело наше будет подвигаться вперед поспешно, без каких-либо опасных экономических сотрясений. За успех нашего дела будут молиться не только в синагогах, но и в церквах, ибо это есть освобождение от старого гнета, от которого равно терпели и терпят все.

Но прежде всего с нашим проектом должны близко познакомиться те, кому дороги интересы еврейства; мысль об основании государства должна проникнуть в самые отдаленные места, где только живут наши собратья, и все евреи наконец откажутся от своего бесполезного выжидания, так как наша жизнь вступит в новую фазу. Всякий будет заботиться о себе самом, и число желающих само собою возрастет. Какая слава ждет самоотверженных борцов за наше правое дело! И я убежден, что из земли явятся необходимые люди. Маккавеи снова воскреснут, и дух их и отвага будут витать над нами!

Еще раз я повторяю, что евреи, которые захотят, будут иметь свое отечество. Пора уже нам, наконец, жить как свободным гражданам в своей собственной стране и умирать в своем собственном отечестве. Нашей свободой освободится мир, нашими богатствами он обогатится. Все, что мы будем предпринимать для своего собственного благосостояния, будет принадлежать всему человечеству и способствовать его процветанию.

Глава 11 Евреи и кризис Запада (М. Нордау)

Как и Герцль, Макс Нордау (1849–1923) пришел к сионизму после блестящей карьеры журналиста и писателя на немецком языке, будучи одним из наиболее известных и модных мыслителей конца XIX века. Его книги «Лживые условности цивилизации», «Парадоксы» и «Вырождение» поставили его в ряд выдающихся писателей и особенно эссеистов того поколения. Как и Герцль, он родился в Будапеште; как и многие другие евреи этого города, считал себя причастным к немецкой культуре, и многие его статьи опубликованы в немецкой прессе Будапешта, Вены и Берлина; много лет он прожил в Париже и, подобно Герцлю, присутствовал на церемонии разжалования Дрейфуса. Но, в отличие от Герцля, Макс-Симон Нордау — чье подлинное имя было Меир Симха Зюдфельд — был в детстве воспитан на еврейской культуре: его отец был не только писателем, но и получил посвящение в раввины[27]. Однако уже в юности Зюдфельд-сын отошел от семейной традиции и сменил фамилию, звучащую слишком по-еврейски, на другую, Нордау, несомненно вызывающую «нордические» ассоциации[28]. «Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я оставил еврейский образ жизни и изучение Торы, — сообщает Нордау в автобиографическом письме от 1896 года. — С тех пор еврейство было для меня лишь воспоминанием… Уже тогда я чувствовал себя немцем, и только немцем».

Несмотря на это, элементы острой и меткой критики европейского общества на исходе XIX века, которые содержатся в книгах Нордау, привели его и к критике эмансипации и значения ее процессов для еврейства. Присоединение Нордау к сионистскому движению (сделать этот шаг его убедил Герцль, бывший его близким другом) нашло выражение в десятках статей и речей. Но нигде его слова не были сказаны в столь резкой и отточенной форме, как в большой программной речи, которой он в 1897 году открыл Первый сионистский конгресс в Базеле.