Происхождение скотоводства

Процесс проникновения домашних животных в другие районы Средней Азии известен плохо. В Больших Балханах жили дикие козы и овцы, которые наряду с джейранами составляли основную добычу местных охотников начиная с мезолита. Однако здешние овцы имеют иной кариотип, чем азиатские муфлоны, и не могут считаться предками домашних. Кроме того, тесные контакты с южным населением и частые перемещения отдельных коллективов в южных и восточных районах Прикаспия позволяют предполагать проникновение сюда домашних животных извне. Видимо, не случайно древнейшие данные о домашних козах происходят из слоя IV (по-видимому, из верхней его части) Дам-Дам-Чещме 2. В это время, во-первых, количество костей коз (или овец) внезапно возрастает, а во-вторых, фиксируется сильное вликние с юга, которое Г. Ф. Коробкова даже склонна связывать с приходом нового населения. Любопытно, что в этом слое отмечаются параллели с ранней джейтунской культурой [208, с. 119, 123; 161, с. 22], а возможно, ом оставлен каким-то предджейтунским населением [217, с. 63]. Севернее, в Джебеле, в этот период смены населения не наблюдается, нет там и домашних коз, которые появляются позже (слои 3–4) [349, с. 220, 221].

Имея в виду указанные памятники, В. М. Массон выделяет скотоводческий путь становления производящего хозяйства. Он отмечает его сложность и длительность, избегая, однако, характеризовать его более детально [216, с. 112]. Заполняя этот пробел, надо отметить, что скотоводческий путь, о котором сейчас часто пишут, был связан либо с земледельческо-скотоводческими группами, в силу тех или иных обстоятельств оторвавшимися от своих земледельческих баз, либо с проникновением отдельных домашних животных к охотникам, рыболовам и собирателям. Но в условиях неразработанности скотоводческих методов и малочисленности стад скотоводство не могло существовать без поддержим со стороны земледелия. Поэтому так называемые преимущественно скотоводческие группы очень, быстро теряли скот и возвращались к охоте, рыболовству и собирательству. Еще скорее домашних животных, попавших к ним, съедали охотники. Именно поэтому так редки сведения о появлении домашних животных на большей части Средней Азии в VII — первой половине III (VI–III) тысячелетия до н. э.

Иная ситуация складывалась на протяжении большей части III тысячелетия до н. э., когда кости домашних животных начали появляться то тут, то там в районах, ранее занятых охотниками, рыболовами и собирателями, а также в сопредельных областях. Впервые такие находки были сделаны в Усть-Нарыме (первая четверть III [третья четверть III] тысячелетия до н. э.) в Восточном Казахстане [360, с. 6] и на развеянных поздне-кельтеминарских стоянках у от. Саксаульской (третья четверть III [конец III] тысячелетия до н. э.) в Северном Приаралье [330, с. 7, 10; 335, с. 118]. На первом памятнике были встречены кости, «возможно, домашних коз или овец», а на втором — крупного рогатого скота и овец. Хотя связь этих находок с поздним неолитом вызывает у некоторых специалистов сомнение, последние археологические исследования в Казахстане в целом подтверждают мнение А. А. Формозова о том, что к концу III (началу II) тысячелетия до н. э. скотоводство и, возможно, земледелие широко распространились в Северном Казахстане [330, с. 11]. О том же свидетельствуют многочисленные находки костей крупного рогатого скота, лошадей и реже мелкого рогатого скота в энеолите Южного Зауралья [219, с. 122] и аналогичные открытия на поселениях лесостепной полосы Западной Сибири в эпоху ранней бронзы [230, с. 66; 174, с. 107–109]. Выводы Г. Н. Матюшина о возникновении скотоводства на Южном Урале в неолите в бореале или начале атлантического периода [220, с. 92] резко расходятся с материалами со всех сопредельных территорий и требуют проверки. Полное отсутствие на названных выше памятниках свидетельств о синхронном со скотоводством появлении земледелия связано, возможно, с гораздо большими сложностями, которые стоят перед исследователем (при поисках данных о раннем земледелии, требующих зачастую особых, к сожалению, еще мало разработанных приемов. Первый этап распространения производящего хозяйства по территории Средней Азии с юга на север был, видимо, связан с расселением южных земледельческо-скотоводческих племен и их смешением с местным охотничье-рыболовческим населением или же их влиянием на последнее. Во всяком случае, раскопки, на территории Узбекистана на таких памятниках, как Заман-Баба и Сапалли-тепе, полностью подтверждают эту картину [342, с. 105–109; 134, с. 174, 175; 20, с. 5, 116]. Однако только в ходе дальнейших исследований удастся, видимо, установить механизм этого процесса и причину, которая привела его в действие именно в III тысячелетии до н. э.