Единственным животным, одомашненным местным доземледельческим населением в Европе, была собака. Она появилась в Восточной Европе, возможно, еще в верхнем палеолите, хотя этот вопрос остается мало изученным [380, с. 101, 102]. Более надежны данные о наличии домашней собаки в мезолите. Интересно, что ее появление связано не с теми мезолитическими группами, которые продолжали развивать прежние традиции охоты на северного оленя, а с более или менее оседлыми охотничье-рыболовческими коллективами. Древнейшие находки ее костей происходят с поселения Стар Карр (Великобритания, IX [VIII] тысячелетие до н. э.) и поселков североевропейской культуры маглемозе (VIII [VII] тысячелетие до н. э.) [523, с. 35–53; 522, с. 334–341; 489, с. 92–98]. Их анализ показал, что собак использовали в пищу. Однако вряд ли это послужило причиной их доместикации. К. Нарр справедливо отметил, что крайняя малочисленность костей собак, а также отсутствие какого-либо интереса к волкам у верхнепалеолитических охотников свидетельствуют против такого предположения [824, с. 342]. Можно также разделить скепсис Г. Мюллера по поводу идеи приручения собак для охоты [815, с. 96]. Скорее собак держали прежде всего в качестве «любимчиков», как подтверждают многочисленные этнографические материалы. Вместе с тем трудно согласиться с мнением, по которому это мезолитическое «собаководство» стимулировало одомашнивание других животных [815, с. 96]. Ведь последние впервые появились в Юго-Восточной Европе, а на север проникли гораздо позже.
Другой центр доместикации собак располагался в Юго-Восточной Европе и в отличие от первого сформировался, безусловно, под влиянием земледельческо-скотоводческого населения. Здесь древнейшие собаки встречались в двух синхронных, но типологически разнородных культурных комплексах: во-первых, наряду с другими животными у ранних земледельцев и скотоводов, а во-вторых, на некоторых поселениях местных охотников, рыболовов и собирателей, причем порой в качестве единственного домашнего животного. Есть все основания считать, что местное население заимствовало домашних собак у пришельцев. Об этом свидетельствует, например, полное сходство древнейших собак охотничье-рыболовческой культуры лепенски вир с собаками соседней земледельческой культуры старчево-кереш [436, с. 176]. В то же время на поселениях культуры лепенски вир попадаются и останки собак иного облика, близкого к местным волкам. Это позволило Ш. Бекени высказать весьма правдоподобное предположение о том, что охотники-рыболовы начали и сами одомашнивать волков [436, с. 172–176]. Подобно населению северного мезолита, носители культуры лепенски вир были в значительной мере оседлы и отличались относительно высоким уровнем развития, вполне позволявшим им содержать отдельных прирученных мелких животных. Поэтому неудивительно, что на некоторых поселениях, где особое значение имела охота на диких свиней, фиксируются морфологические признаки одомашнивания и этих животных [426, с. 200]. В самом Лепенски Вире охота на свиней отступала на задний план перед охотой на благородного оленя. Однако и здесь в поздний период наблюдался процесс одомашнивания местных свиней. Характерно, что он происходил именно тогда, когда местное население уже заимствовало южный земледельческо-скотоводческий комплекс. Здесь же фиксируется и доместикация — местного тура, хотя самые ранние кости крупного рогатого скота относились к особям, приведенным с юга [432, с. 1703, 1704].
Древнейшие свидетельства появления производящего хозяйства в Европе относятся к концу VIII — первой половине VII (конец VII — первая половина VI) тысячелетия до н. э. и происходят с Балканского полуострова и о-ва Крит. Некоторые исследователи включают Балканы в область первичной доместикации. Однако независимость этого процесса здесь вызывает сомнения. Ведь домашние козы и овцы появились на Балканах и в Греции внезапно в раннем неолите и сразу же стали основным источником мяса, тогда как в предшествующий период мясо поступало в значительной мере от охоты на благородного оленя и тура [689, с. 8; 692, с. 129]. Наличие среди древнейших культурных растений эммера и ячменя тоже указывает на внешние связи. О том же говорит облик культуры ранних земледельцев Юго-Восточной Европы, сохраняющий четкие следы анатолийского влияния. По всей видимости становление производящего хозяйства здесь шло в ходе инфильтрации земледельческо-скотоводческих групп из Анатолии [976, с. 68–71; 320, с. 25–29; 321, с.179; 1003. с. 1095, 1096; 855, с. 194; 903, с. 203; 800, с. 244, 260–262].