Происхождение украинского сепаратизма

Едва ли не самая ранняя критика ее предпринята была в 1870 году харьковским профессором Г. Карповым [93], назвавшим «Историю русов» «памфлетом» и решительно предостерегавшим доверять хотя бы одному приведенному в ней факту. Костомаров, всю жизнь занимавшийся историей Украины, только на склоне лет пришел к ясному заключению, что в «Истории русов» «много неверностей и потому она, в оное время переписываясь много раз и переходя из рук в руки по разным спискам… производила вредное в научном отношении влияние, потому что распространяла ложные воззрения на прошлое Малороссии» [94]^* {75}. В свои ранние годы Костомаров принимал «Историю русов» за полноценный источник.

Автор памфлета явно строил свой успех на читательской неосведомленности и нисколько не заботился о приведении повествования хотя бы в некоторое соответствие с такими важными источниками, как русские и польские летописи, или с общеизвестными и бесспорными фактами, как завоевание Юго-Западной Руси литовскими князьями. Он это завоевание попросту отрицает. Можно пройти мимо его рассуждений о скифах, сарматах, печенегах, хазарах, половцах, которые все зачисляются в славяне; можно доставить себе веселую минуту, читая производство имени печенегов от «печеной пищи», которой они питались, а имен полян и половцев от «степей безлесных», хазар и казаков — «по легкости их коней, уподобляющихся козьему скоку»,— но анекдотичность метода сразу же зарождает подозрение, как только дело доходит до «мосхов». Тут за филологической наивностью обнаруживается скрытая политика. Оказывается, народ этот, в отличие от других_|109: перечисленных, произошел не от князя Руса, внука Афетова, а от другого потомка Афета — от князя Мосоха, «кочевавшего при реке Москве и давшего ей сие название». Московиты, или мосхи, ничего не имеют общего с русами, и история их государства, получившего название Московского, совершенно отлична от истории государства русов. Умысел, скрытый под доморощенной лингвистикой, выступает здесь вполне очевидно.

«История русов» не только не признает единого общерусского государства X—XIII веков, но и населявшего его единого русского народа. Те, что назывались русами, хоть и объединялись вокруг Киева как своего центра, но власть этого центра не распространялась, вопреки русской начальной летописи и нашим теперешним научным представлениям, на необъятную равнину от Черного до Белого морей и от Прибалтики до Поволожья, а охватывала гораздо более скромную территорию. В нее входили, кроме Киевского княжества,— Галицкое, Переяславское, Черниговское, Северское, Древлянское. Только эти земли и назывались Русью. Впоследствии, при Иване Грозном, когда Московское царство стало именоваться Великой Россиею, обозначенным выше землям пришлось называться Малой Россией.

Напрасно приписывают М. С. Грушевскому авторство самостийнической схемы украинской истории: главные ее положения — изначальная обособленность украинцев от великороссов, раздельность их государств — предвосхищены чуть не за сто лет до Грушевского. Киевская Русь объявлена Русью исключительно малороссийской.

Удивляет только полнейшее равнодушие к этому периоду. Когда пишется общая история страны, то акцент падает, естественно, на самые блестящие и славные времена. У Малороссии же нет более яркой эпохи, чем эпоха Киевского государства. Казалось бы, великие дела, знаменитые герои, национальная гордость,— все оттуда. Но история Киевского государства, хотя бы в самом сжатом изложении, отсутствует в «Истории русов». Всему, что как-нибудь относится к тем временам, отведено не более 5—6 страниц, тогда как чуть не 300 страниц посвящено казачеству и казачьему_|110: периоду. Не Киев, а Запорожье, не Олег, Святослав, Владимир, а Кошка, Подкова, Наливайко определяют дух и колорит «Истории русов».

Экскурс в древние времена понадобился единственно ради генеалогии казачества; оно, по словам автора, существовало уже тогда, только называлось «казарами». Казары — не племя, а воинское сословие; так называли «всех таковых, которые езживали верхом на конях и верблюдах и чинили набеги; а сие название получили, наконец, и все воины славянские, избранные из их же пород для войны и обороны отечества, коему служили в собственном вооружении, комплектуясь и переменяясь так же своими семействами. Но когда во время военное выходили они вне своих пределов, то другие гражданского состояния жители делали им подмогу, и для сего положена у них складка общественная или подать, прозвавшаяся наконец с негодованием „дань казарам“. Воины сии, вспомоществуя часто союзникам своим, а паче грекам, в войнах с их неприятелями переименованы от царя греческого Константина Мономаха из казар казаками, и таковое название навсегда уже у них осталось» ^{76}.