Происхождение видов

Спрашивается, каким образом можем мы объяснить в этом последнем случае и в бесчисленном множестве других случаев постепенное усложнение организации и осуществление одной цели самыми разнообразными средствами. Ответ, как уже было замечено, будет, несомненно, тот, что при изменении двух форм, уже отличающихся одна от другой в некоторой слабой степени, эти изменения не могут быть совершенно одинакового свойства, а следовательно, и результаты, достигаемые естественным отбором, хотя и клонятся к одинаковой цели, не могут быть одинаковыми. Мы не должны также упускать из виду, что каждый высокоразвитый организм прошел через много изменений, что каждое изменение в строении имеет наклонность передаваться по наследству, так что ни одно изменение не может быть легко полностью утрачено, а будет вновь и вновь изменяться далее. Таким образом, организация каждой части любого вида, для чего бы она ни служила, является суммой многих унаследованных изменений, через которые прошел данный вид в своем последовательном приспособлении к менявшимся условиям и образу жизни.

В конце концов, хотя во многих случаях трудно даже себе представить, через какой ряд переходных форм тот или другой орган достиг своего современного состояния, тем не менее, имея в виду, как ничтожно число современных, нам известных форм по сравнению с вымершими и нам неизвестными, я могу только удивляться тому, насколько незначительно число органов, по отношению к которым нам не известно никаких переходных ступеней. Несомненно верно то, что новые органы, как бы созданные для некоторой специальной цели, редко или даже никогда не возникают у одного какого-нибудь существа – это выражено в старинном, хотя, может быть, и несколько преувеличенном естественно-историческом изречении «Natura nоn facit saltum.» («Природа не делает скачков»). Мы встречаемся с этим допущением в произведениях почти всех опытных натуралистов; Мильн-Эдвардс превосходно выразил ту же мысль в следующих словах: Природа щедра на разнообразие, но крайне скупа на нововведения. Почему же на основании теории Творения так много разнообразия и так мало действительной новизны? Почему все части и органы многочисленных, совершенно независимых существ, которые, как предполагает эта теория, были созданы каждое отдельно для занятия определенных мест в природе, обыкновенно связаны друг с другом постепенными переходами? Почему Природа не переходит внезапными скачками от одного строения к другому? На основании теории естественного отбора мы можем ясно понять, почему естественный отбор действует, только пользуясь каждым слабым последовательным уклонением; он никогда не может делать внезапных больших скачков, а всегда продвигается короткими, но верными, хотя и медленными шагами.

Действие естественного отбора на органы, кажущиеся несущественными

Так как естественный отбор действует через посредство жизни и смерти – через переживание наиболее приспособленных особей и истребление менее приспособленных, – то я иногда испытывал серьезное затруднение в том, как объяснить происхождение или образование частей организма, имеющих небольшое значение; затруднение это хотя совершенно иного рода, но почти так же велико, как и в отношении более совершенных и сложных органов.

Во-первых, мы слишком мало знаем относительно общей экономии какого бы то ни было органического существа, чтобы говорить о том, какое незначительное видоизменение существенно, какое не существенно. В одной из предшествующих глав я приводил примеры таких несущественных признаков, как пушок на плодах или окраска их мякоти, цвет кожи или шерсти четвероногих, которые, в силу ли корреляции с конституциональными особенностями или как защита от нападения насекомых, могли сделаться предметом естественного отбора. Хвост жирафы напоминает искусственную хлопушку для мух, и представляется с первого взгляда невероятным, чтобы этот орган мог выработаться для его настоящего назначения путем последовательных слабых изменений, все более и более приспособленных к такой ничтожной цели, как отпугивание мух; тем не менее даже в этом случае не мешает воздержаться от слишком поспешного суждения, так как мы знаем, что распространение и существование рогатого скота и других животных в Южной Америке прямо связано с их способностью противостоять нападениям насекомых, так что особи, которые могут каким-нибудь способом обороняться от этих мелких врагов, могли бы переходить на новые пастбища и этим путем приобретать значительное преимущество. Не то чтобы крупные четвероногие фактически истреблялись мухами (за исключением некоторых редких случаев), но эти враги, постоянно тревожа их, обессиливают их так, что они становятся более подверженными заболеваниям и менее способными разыскивать себе пищу во время голода или спасаться от хищников.