Эти различные факты хорошо согласуются с нашей теорией, которая не предполагает неизменных законов развития, требующих, чтобы все обитатели какой-либо области изменялись внезапно или одновременно, или в одинаковой степени. Процесс изменения должен был идти медленно и распространяться одновременно лишь на немногие виды, потому что изменчивость каждого вида не зависит от изменчивости всех прочих. Будет ли естественный отбор накоплять в большей или меньшей степени эти вариации или могущие возникать индивидуальные различия, обусловливая этим более или менее устойчивые изменения, это будет зависеть от многих и сложных условий – от того, полезно ли изменение, от свободы скрещивания, от медленного изменения физических условий страны, от иммиграции в страну новых колонистов и от свойств других обитателей, с которыми конкурируют изменяющиеся виды. Поэтому совсем неудивительно, что один какой-нибудь вид сохраняется в своей неизменной форме дольше, чем другие виды, или если и изменяется, то в меньшей степени. То же самое наблюдается и по отношению к ныне живущим обитателям различных стран; например, наземные моллюски и жесткокрылые насекомые Мадеры уклонились значительно от их ближайших родичей на материке Европы, тогда как морские моллюски и птицы остались неизмененными. Может быть, большую видимую быстроту изменения наземных и выше организованных форм сравнительно с морскими и с низшими по организации формами можно объяснить более сложными соотношениями высших форм с органическими и неорганическими условиями их жизни, как это было разъяснено в одной из предшествовавших глав. Если многие из обитателей какой-нибудь области изменились и усовершенствовались, мы можем представить себе, что в силу принципа конкуренции и всемогущих отношений между организмами в борьбе за существование, всякая форма, не подвергшаяся некоторому изменению и усовершенствованию, обречена на вымирание. Это объясняет нам, почему все виды одной и той же области, если мы берем ее через достаточно долгие промежутки времени, оказываются изменившимися, потому что иначе они должны были бы исчезнуть.
У представителей одного и того же класса среднее количество изменений за продолжительные и равные периоды времени может, по-видимому, оказаться почти одинаковым, но так как накопление долго сохраняющихся формаций, богатых ископаемыми, обусловливается тем, что осадки отлагаются в областях опускания большими массами, то наши формации должны были почти обязательно накопляться на протяжении обширных и неравномерных промежутков времени, – следовательно, общее количество изменений органической жизни, обнаруживаемое ископаемыми, погребенными в последовательных формациях, не одинаково. С этой точки зрения каждая формация не представляет собой нового и полного акта творения, но лишь случайную сцену, выхваченную почти наудачу из медленно и непрерывно развивающейся драмы.
«В силу принципа конкуренции и всемогущих отношений между организмами в борьбе за существование, всякая форма, не подвергшаяся некоторому изменению и усовершенствованию, обречена на вымирание»
Нетрудно понять, почему вид, раз исчезнувший, никогда не может появиться снова, если бы даже снова повторились совершенно тождественные условия жизни – органические и неорганические. Если бы потомок какого-нибудь вида и мог (что, без сомнения, и случалось весьма нередко) приспособиться таким образом, чтобы занять в экономии природы место, занимаемое другим видом, и, таким образом, заместить его, все же обе формы – старая и новая – не были бы вполне тождественны, потому что обе они почти несомненно унаследовали бы от своих различных прародителей различные признаки, а организмы, уже различные, будут и изменяться различным образом. Возможно, например, что, если бы все наши трубастые голуби исчезли, голубеводы вывели бы новую породу, почти неотличимую от нынешней; но если бы исчезла и родоначальная форма – скалистый голубь, – а мы имеем все основания думать, что в природе родоначальные формы обычно истребляются и замещаются своими усовершенствованными потомками, – то невероятно, чтобы трубастый голубь, тождественный с существующей породой, мог произойти от какого-нибудь другого вида голубей или даже от какой-нибудь другой четко выраженной породы домашних голубей, потому что последующие изменения были бы почти наверное несколько различны, и вновь выведенная разновидность, вероятно, унаследовала