Происхождение всех вещей

Альма то и дело поглядывала на преподобного Уэллса — тот, казалось, был просто очарован происходящим. Рядом с ним сидел Завтра Утром; его осанка была просто-таки царской, а наряд безукоризненным, как у лондонского джентльмена. На протяжении всего вечера люди подходили к Завтра Утром и садились рядом, прижимались носом к его носу и приносили ему разнообразные дары. Он же на всех взирал с великодушной улыбкой. Поистине, Альма вынуждена была признаться, что никогда в жизни не видела более прекрасного человеческого существа. Разумеется, физическая красота на Таити была не редкостью, и со временем люди к ней привыкали. Здешние мужчины были очень хороши собой, а женщины и того лучше, но прекраснее всего были дети. Большинство европейцев в сравнении с таитянами казались бледными, криворукими горбунами. Это тысячу раз отмечали восхищенные чужестранцы. Альма повидала на острове много красивых людей, но Завтра Утром был прекраснее их всех.

Кожа у него была темная и гладкая, а улыбка — как медленный восход луны. Взгляд его сияющих глаз, казалось, проникал в самую душу. Не смотреть на него было невозможно. Мало того что Завтра Утро был очень красив — он привлекал всеобщее внимание своим телосложением. Он был очень рослым — Ахиллес во плоти. Такой, безусловно, мог бы повести за собой войско. Альма вспомнила рассказы преподобного Уэллса о том, что в стародавние времена, когда в Южных морях островитяне воевали друг с другом, победители расхаживали среди трупов поверженных противников, выискивая самых рослых и крепких. Отыскав же этих убитых гигантов, вскрывали их трупы и удаляли кости, чтобы сделать из них рыболовные крючки, зубила и оружие. Таитяне верили, что кости рослых мужчин наделены великой силой и делают носящего их на себе неуязвимым. Альма подумала, что Завтра Утром разобрали бы на части и наделали бы из его костей целый арсенал. Если бы, конечно, кто-то сумел бы его сперва убить.

Альма держалась в стороне от костров, стараясь оставаться невидимой. Никто ее и не замечал: всех слишком переполняла радость. Веселье длилось до глубокой ночи. Костры горели очень ярко, отбрасывая такие длинные мечущиеся тени, что о них можно было споткнуться; казалось, они вот-вот вцепятся в тебя своими лапами и утащат в по. Пляски стали неистовыми, а дети носились, как одержимые бесами. Альма никогда бы не подумала, что приезд известного христианского миссионера способен был породить такое буйство, но ведь она жила на Таити совсем недавно. Преподобного Уэллса все происходящее, кажется, ничуть не волновало; тот никогда еще не выглядел таким счастливым и оживленным.

Уже давно миновала полночь, когда Альме удалось протиснуться достаточно близко к центру событий, и преподобный Уэллс наконец ее заметил.

— Сестра Уиттакер! — позвал он. — Вы должны познакомиться с моим сыном!

Альма подошла к двум мужчинам, сидевшим так близко к огню, что их лица, казалось, пылали. Сложилась неловкая ситуация, ведь Альма стояла, а мужчины, как положено было по местной традиции, оставались сидеть. Она не собиралась прижиматься носом к их носам, увольте. Но тут Завтра Утром вытянул свою длинную руку для рукопожатия.

— Сестра Уиттакер, — промолвил преподобный Уэллс, — это Таматоа Маре, о котором я вам и рассказывал. Таматоа Маре, это сестра Уиттакер, приехавшая к нам из Соединенных Штатов. Она известный натуралист.

— Натуралист? — спросил Завтра Утром с ярко выраженным британским акцентом и заинтересованно кивнул. — В детстве я питал немалый интерес к естественной истории. Друзья считали меня ненормальным, ведь мне было дорого все то, что ни для кого больше не представляло ценности: листья, букашки, кораллы и все такое прочее. Но мне это было в радость, и я немало узнал о природе. Что за счастливая жизнь — проникнуть так глубоко в постижение мира! Вам повезло с профессией.

Альма смотрела на мужчину сверху вниз. Видеть его лицо так близко — то самое лицо, что неизгладимо впечаталось ей в память, лицо, которое так долго не давало ей покоя и завораживало ее, лицо, которое и привело ее на другой конец света, лицо, столь упрямо будоражившее и терзавшее ее воображение, лицо, которое преследовало ее, став поистине наваждением, — было настоящим потрясением. Лицо это произвело на Альму такое сильное впечатление, что ей показалось невероятным, что Завтра Утром в свою очередь не был так же поражен, увидев ее лицо: как могло случиться, что она знала о нем так много, а он не знал о ней вообще? Но с другой стороны, почему он должен был ее знать?

Завтра Утром спокойно взирал на Альму. У него были до нелепости длинные ресницы. Они казались не просто вызывающе густыми, а оскорбительно густыми — павлиний хвост из ресниц, бессмысленно роскошное оперение. Женщина ощутила, как в ней поднимается раздражение. Зачем кому-то нужны такие ресницы?

— Рада знакомству, — проговорила она.