Происшествие

Компания очнулась только к полудню. После легкого завтрака сели в автомобили. Вымытые дождем машины, рокоча, двинулись по мокрому проселку. Дорога проходила через деревню. Дети, женщины, мужчины молча провожали их долгими взглядами. Они уже привыкли к таким выездам, привыкли к тому, что молодой бей, получивший в наследство после отца имение, поля, дома в городе, ведет развеселую жизнь и не стесняется порой превращать имение в публичный дом. В деревне судачили о вдове Наджие, а на непомерное распутство Музафер-бея закрывали глаза. Не то чтобы пьяные оргии в имении не раздражали крестьян, но на стороне Музафер-бея была сила, он славился еще и как прекрасный стрелок, и крестьяне знали, что, если Музафер-бей собственноручно убьет человека, судья не осмелится возбуждать дело. И чтобы не попадаться бею под руку, крестьяне старательно обходили имение стороной, особенно когда к бею наезжали гости и полошили всю округу буйным весельем. Но не это было главной причиной неприязни к молодому бею, а его несправедливость. Стоило крестьянской скотине забрести на землю бея, как он появлялся на балконе с двустволкой и стрелял в животное. Он считал своей всю землю далеко вокруг барского дома, не желая различать полей, принадлежавших деревне, на которые у крестьян имелись законные купчие, и расправлялся с теми, кто пытался возражать. Крестьяне пока молчали, выжидали, но все симпатии перенесли на партию, против которой агитировал Музафер. Если все, о чем говорили ораторы, приезжавшие в деревню, осуществится и новая партия победит на выборах и придет к власти, они всем миром заставят бея расплатиться. И пусть молоко, впитанное беем от матери, пойдет у него носом! Ненависть к Музафер-бею все возрастала. Крестьяне начинали роптать вслух, а сторонники крайних мер шли еще дальше: они считали, что следует поджечь имение и пусть живьем сгорит блудник вместе с городскими распутницами. Так считали Хабиб и его братья, больше всех натерпевшиеся от бея. Он отрезал у них надел и присоединил к своим полям. Хабиб и братья нанимали адвокатов, но все впустую: через пару дней те бросали дело, даже не доводя до суда.

Автомобили, увозившие женщин в пестрых одеждах, уже скрылись из виду, а крестьяне все стояли у обочины, и каждый вспоминал свои обиды. Люди умолкли, когда в воротах показалась фигура Ясина-ага. Только Хабиб, кивнув в сторону управляющего, сказал:

— А этот опять всю ночь с ружьем простоял.

— Сторожил?

— Ну да, у ворот… — Хабиб выругался. — Сводник…

Ясин шел узнать, не будет ли машин в город. Ему показали грузовик. Дав шоферу задаток за место в кабине, Ясин поспешил в имение собираться.

Узнав, что Ясин-ага едет, Залоглу кинулся целовать ему руки.

Гюлизар и батрачки, наблюдавшие эту сцену, хихикали. Все знали, почему Залоглу целует управляющему руки.

Подкатил грузовик.

Залоглу помог Ясину сесть, почтительно попрощался.

Значит, через несколько дней все плохое кончится и он обнимет Гюллю. Залоглу не сиделось на месте. У него сладко щемило в груди. Он вспомнил Гюллю, какой видел ее в тот вечер. Гюллю выше ростом и сильнее его — это правда. Но он мужчина, и это главное, а не его красота. И надо же было такому случиться с усами, и именно теперь…

Залоглу направился к имаму.

Имам был не в духе.

— Ты что это? — удивился Залоглу. — Уж не сердишься ли за что?

— Он еще спрашивает! Всю ночь ваш имам глотал слюнки, глотать устал, а вы объедались и веселились. Ваш благословенный барабан гремел до утра.

— Однако тебя бы туда, имам. Такие штучки были, пусть я буду неверным.

— И полненькие были? — оживился Хафыз.

— Спрашиваешь?! Ты что, моего дядю не знаешь? Подъехали к бару, насажали женщин, музыкантов — и в имение! Всякие были, и все — пьяные в стельку!

— Значит, вволю, говоришь, поели, попили?

— И тебе оставили, — усмехнулся Залоглу. — Есть немного икры, салат и всякая всячина. Пойти разве? Бутылочку вина прихвачу заодно, а? Что ты на это скажешь?

— Что я скажу! Да возлюбит тебя аллах, да сделает тебя святым в обоих мирах! Если может, конечно.

— Это всевышний-то?

— Нет, всемогущий и наисвятейший! Ну ладно, шутки в сторону, иди и возвращайся быстрее. Да смотри у меня, долго будешь копаться, не поздоровится!

— А что будет?

— На имя великого Залоглу падет тень!

— Да что ты говоришь, Тыква, сын Тыквы?

— Ты иди сотвори, что пообещал, а потом издевайся над моим родом, сколько душе угодно.

Он подхватил Залоглу, поставил на ноги у порога, лицом к двери.

— Если время и обстоятельства позволят, поцелуй в черные очи мою милую Гюлизар.

Залоглу расхохотался.

— Вот ты каков, оказывается, божий человек!

— Ладно, ладно, теперь иди и возвращайся побыстрее!