— Не поеду, господин комиссар, не старайтесь понапрасну. Я законов не знаю! Не надо мне ни матери, ни отца, ни брата. Кемаль для меня — все. Он меня не увозил, я сама к нему прибежала. Не трогайте меня, не вмешивайтесь!
— Закон, дочь моя, закон! — настаивал комиссар. — По закону ты принадлежишь отцу.
— Нет, и еще раз нет! Не надо мне никакого отца, накажи его, аллах!
— Говорят, ты обещала выйти за другого?
— Я? Ей-богу, нет, господин комиссар. Врут они! Они продадут меня богачу, а потом на эти деньги будут пьянствовать!
Наступила гробовая тишина.
— Бесстыжая, — нарушил молчание Решид.
— Ты бесстыжий, ты подлый, бесчестный! Попрошайка! Ты чего вмешиваешься? Кто ты мне? Отец, брат? Кто ты мне?
Решид стушевался, но только на какую-то секунду. Он тут же переменил тактику. Схватил Гюллю за руку и прижал ее руку к своей груди.
— Гюллю, дитя мое, пойдем, Гюллю…
Но Гюллю изо всех сил толкнула цирюльника, и тот рухнул на землю. Вскочив на ноги, он набросился на Джемшира и Хамзу.
— Что вы стоите? Чего вы ждете? — кричал он. — Хватайте ее!
Те кинулись к Гюллю, безуспешно пытавшейся скрыться за спинами полицейских, и стали вязать ей руки.
Она кричала, молила о помощи, била ногами.
Ее втащили в такси. Хамза зажал ей рот ладонью. Она вырывалась, но ее скрутили покрепче. Хамза навалился на нее и придавил к сиденью.
Комиссар сел впереди рядом с шофером, полицейские втиснулись на заднее сиденье, и машина рванула с места.
Автомобиль уже скрылся за поворотом, а старая Марьям все стояла и смотрела на дорогу. Ну вот, она избавилась от нежеланной невестки, а сын, что с сыном, где он? Может, в тюрьму посадили? Пойти узнать? Но куда она пойдет, у кого спросит и где эта тюрьма?
К ней подошла Фаттум.
— А если Кемаля арестуют? — спросила Марьям и показала на дорогу.
Фаттум не ответила. «Хотя бы и так, — она носила бы ему деньги, еду, чистое белье»…
— Ты знаешь, где тюрьма?
— Знаю, — встрепенулась Фаттум.
— Отведешь меня туда?
— Отведу.
— Идем!
Не покрыв головы, не заперев двери, не убрав велосипеда Кемаля и даже не взглянув на дом, старуха отправилась в путь. Фаттум пошла рядом. Соседи провожали их глазами до самого поворота.
Старый Дакур внес в дом велосипед, притворил дверь и зашагал вслед за ними.
XIV
Был декабрь. Уже несколько дней шли дожди, но зима не наступала.
В имении Музафер-бея звучала музыка, гремел смех.
Ясин-ага прохаживался у ворот. С двустволкой на плече — Музафер-бей привез ее для Ясина из Англии — управляющий напоминал солдата на карауле у казармы.
Он насторожился, уловив в темноте мягкие шаги, и ищейкой кинулся наперерез.
— Кто?
— Я, дядюшка. — Голос у Залоглу был унылый.
— Ты? Куда так поздно?
— Скучно мне стало наверху…
Ясин-ага не стал расспрашивать. Не в его обычае расспрашивать. Что бы ни происходило наверху, его это не касалось. За многие годы он привык ко всему этому. Часто в полночь, когда добрые люди видели, наверно, десятый сон, у ворот сигналил автомобиль хозяина, а за ним во двор въезжали еще несколько машин. Пьяные гости с визгом и криками выскакивали из автомобилей; женщины бросались на шею Ясину-ага, целовали его, оставляя следы помады на щеках.
Женщины из бара… Ясин-ага знал их всех наперечет. Конечно, приезжали только красивые. Музафер-бей не терпел у себя в имении некрасивых женщин. Исключением были только батрачки.
Сегодня Ясин-ага был в добром расположении духа.
— Ну, что нового? — спросил он.
Залоглу хотел ответить, что сам пришел к нему за новостями, но только вздохнул. Дядя давно уже дал согласие на его женитьбу и даже сговорился о цене. Оставалось только заплатить эту тысячу лир и сыграть свадьбу. И еще — усы… Без усов Залоглу не мог появиться в городе.
— Ты что вздыхаешь? — участливо спросил Ясин-ага и, почувствовав настроение Залоглу, стал утешать парня.
— Наберись терпения, — сказал он. — У того, кто уповает на аллаха, волк овцу не утащит. Твоему дядюшке Ясину семьдесят пять лет…
Но Залоглу позвали. И Ясин умолк.
— Иди, дядя зовет! — крикнула Гюлизар, а когда он подбежал к крыльцу и спросил, зачем он понадобился дяде, Гюлизар расхохоталась.
— Я пошутила, — призналась она. — Скучно мне одной. А ты где был?
— Разговаривал с дядюшкой Ясином…
Они прошли на кухню. Кухня была завалена свертками, банками, кульками: гости, нагрянувшие в полночь, привезли из города всякой снеди. Гюлизар села на низенькую скамейку, закинула ногу на ногу, закурила. Залоглу остался стоять. Он смотрел мимо Гюлизар, мимо голых коленей, которые она и не пыталась прикрыть.
— Ты что, уснул? — усмехнулась Гюлизар и стала усаживаться поудобней, освобождая ему место рядом. — Стоит как пень!
— А что же мне делать? — пробормотал он и отсутствующим взглядом посмотрел на женщину.
Гюлизар выругалась.
— Ну что ты так…
— Проваливай, — с досадой сказала она и отвернулась. — Раньше надо было учиться.
Залоглу молча толкнул дверь и вышел. Сверху доносилась музыка, истеричный визг и хохот женщин. Вдруг, все заглушая, прогремел голос Музафер-бея. Он звал Залоглу.
Залоглу пригладил волосы, вытер тыльной стороной ладони губы и побежал наверх.