Происшествие

— Никто тебя любить не станет такую! — выговаривала тощая жена Решида. — Где это видано, чтобы девушка шла против желания родителей? Так ведь он, парень этот, чужой тебе, и ради чужого против отца с матерью идти?!

Жена Решида зажгла керосиновую лампу на полке. Она говорила еще долго, все уже ушли, а она все говорила с упрямой верой в то, что одолеет Гюллю.

Гюллю опустила занавеску, легла в постель и покрылась с головой. Так хоть меньше слышен хриплый, ненавистный голос костлявой Решидовой жены. Но все-таки слышен. Она заставляла себя не слушать, но он лез в уши.

Во сне она видела Кемаля. Они были вместе. Положив голову на плечо Кемаля, она плакала и рассказывала ему, рассказывала… а слезы катились градом. Кемаль вытер своей большой мозолистой рукой ее слезы и сказал: «Молчи. Теперь уж плакать нечего. Все позади. Никто тебя не разлучит со мной. Теперь ты моя, а я твой!» Гюллю с волнением спросила: «А где отец и Хамза?» — «Я их обоих убил, — сказал Кемаль. — Да, убил. А в тюрьму меня не посадили потому, что я убежал». И когда она спросила, что же они теперь будут делать, и пожаловалась, что ей страшно, что она боится за него, он ответил: «Не бойся, никто меня не поймает. Я переменил костюм, и мы уедем из этого края. Они нас не найдут…» — «Поедем, Кемаль. С тобой куда хочешь поеду. Далеко, совсем далеко. Так, чтобы нас не нашли. Мы возьмем другие имена, и оба будем работать, ты и я. Поедем и будем жить одни…» — «Поедем, Гюллю», — успокоил ее Кемаль. «И нас никто не разлучит!» — «Никто», — отозвался он. И она попросила: «Обними меня, Кемаль». Сильные руки Кемаля крепко обняли Гюллю. «Обними меня, Кемаль!» Стальные руки сжали ее крепче. Горячее дыхание Кемаля обожгло ей лицо, она вздрогнула и проснулась: отец, Хамза, Решид, Мамо!.. Чуть не плача от ярости, она натянула одеяло на макушку. Накажи их, аллах! Что им надо? Какой хороший сон она видела. Хоть бы ненадолго оставили ее в покое… А они даже во сне не оставляют ее. Что им надо?!

Хамза со злостью сорвал с нее одеяло.

Гюллю вскочила.

— Ты что? Чего тебе опять надо?

Все четверо были пьяны. Они рассматривали ее глазами, налитыми кровью.

— Дитя мое, Гюллю. — Решид еле ворочал языком. — Сегодня опять спрашивали о тебе. Нам уже стыдно смотреть нм в глаза. Ты бы согласилась…

— Нет! — отрезала Гюллю.

— Дочка, дитя мое.

— Я тебе не дочка и не дитя…

Хамза грязно выругался.

Гюллю сверкнула глазами и ответила ему проклятием.

Хамза кинулся к ней, но Решид перехватил его и, обернувшись к Гюллю, предупредил:

— Это дело добром не кончится. Подумай хорошенько, подумай о себе. После пожалеешь. Мне молодость твою жаль.

Гюллю разрыдалась.

— А мне ничего не жаль! Ни себя, ни молодости. Что таитесь? Вынимайте ваши ножи, револьверы, я уже простилась с жизнью. Что стоите? Ну! Мужчины вы или нет! Убейте меня, разрежьте на куски.

Страшные глаза на пьяном лице Джемшира метали молнии. Заложив руки за спину, он, пошатываясь, двинулся на дочь разъяренным, ослепленным ненавистью зверем.

— Сам упал — не плачь, говорят в народе. Ты нас осрамила перед людьми! Отца-то хоть пожалей, смотри, он который день рта не раскрывает. Грех тебе, Гюллю! Грех! — уговаривал Решид.

— Пожалей, пожалей отца… — тянула жена Решида.

Гюллю с глазами, полными слез, обернулась к ней.

— Твоих советов мне недоставало! Уйди!

Оттолкнув Решида, Хамзу, Мамо, Джемшир встал напротив дочери. Он дрожал, на губах показалась пена. Он схватил дочь за плечо и, пристально глядя ей в глаза, прорычал:

— Согласна, что ли?

Гюллю покачала головой.

…Гюллю упала, обливаясь кровью. Ничего уже не могло остановить Джемшира. Ни вопли Гюллю, ни Решид, повисший на нем, — ничего. Сильные руки швыряли девушку с одного места на другое, дикие крики Гюллю подняли на ноги соседей. Комната стала наполняться народом. Но Хамза и Мамо вытолкали всех за дверь. Соседи не расходились, они толпились под окнами. Заговорили о полиции, суде и свидетелях. Соседка, передававшая новости Пакизе, выскочила на босу ногу, с непокрытой головой и, одеваясь на ходу, помчалась по грязным улицам рабочего квартала. Вдогонку ей неслись страшные крики Гюллю.

У Пакизе горел свет. Женщина забарабанила в дверь.

Пакизе только что легла.

Открыв дверь, она отшатнулась, увидев полные ужаса, широко раскрытые глаза женщины.

— Убивают девчонку, убивают! — задыхаясь, сообщила женщина.

— Гюллю?

— Может, уже убили…

Пакизе побледнела. Сжав кулаки, она беспомощно металась по комнате. Она не знала, что придумать. Ей вспомнилось, что, возвращаясь с работы, она видела Кемаля в окно шашлычной.

Она кинулась туда.

Кемаль все еще сидел в шашлычной. Он вздрогнул, когда вбежала Пакизе. Он не узнал ее — Кемаль никогда не видел ее в слезах.

— Убивают ее! Что же ты за мужчина! Ее, может, и в живых уже нет, а ты сидишь, пьешь…

Все завертелось перед глазами Кемаля. У него похолодели руки. Он рванулся и, опрокинув стол, бросился на улицу.