Происшествие на хуторе аль-Миниси

Хаджи расхохотался так, что все тело его затряслось.

— Вот оно что. Поздравляю. А кто же невеста?

— Сабрин, дочь Абд ас-Саттара.

Хаджи изумленно поднял брови.

— Что? Сабрин? Да разве она тебе пара, сын аль-Миниси?

— Так мне, значит, суждено, отец хаджи. От судьбы не уйдешь.

— Так чего же тебе от меня надо?

Абуль Гит дрожащим голосом:

— Помоги мне, ведь я тебе племянник.

Абуль Гит не помнит точно, в каких словах отказал ему хаджи. От унижения и обиды кровь ударила в голову. Хотел было бросить хутор и уйти куда глаза глядят, но любовь к Сабрин, горячая и нежная, удержала на месте. Лишь оставаясь один и окидывая взглядом землю, которая, как говорят люди, принадлежала его отцу и сделалась собственностью хаджи, он сжимал кулаки и грозил ими неведомо кому.

У Сабрин ее мнения никто не спросил. Отец хмурился. Занати, самый близкий ей человек, молчал. Только мать, возясь у печки и утирая тыльной стороной ладони пот с разгоряченного лица, сказала как-то:

— Абуль Гит разговаривал с твоим отцом.

Сердце у Сабрин замерло.

— О чем, мама?

Мать месила тесто, досыпала в него муку.

— Хочет жениться на тебе.

На этот раз Сабрин поняла. Но не сказала ни слова.

Если бы она была дочерью зажиточного человека, землевладельца, то сразу после сговора ее закутали бы в покрывало и запретили бы выходить из дому. Но бедная семья не может позволить себе лишиться пары рабочих рук.

В субботу Абуль Гит привез с базара подарки: головной платок, покрывало, бутылочку одеколона, фрукты. Расстелив платок на полу, он обратился к ней:

— Посмотри, Сабрин.

Мать тут же подхватила:

— Гляди, дочка, что он тебе принес.

С бледной улыбкой Сабрин подошла ближе.

— Нравится, Сабрин?

Она тяжело дышала, едва удерживаясь от слез. Закрыла лицо руками и убежала из комнаты.

— Аллах послал ей тебя, Абуль Гит.

Вечером, когда солнце уже село, цирюльник уста Абдо привез из Дамисны маазуна[37], в очках и с большой книгой в руках. Слезая с прекрасного верхового осла, маазун поздоровался со всеми, и в ответ ему со всех сторон раздалось:

— Ва алейком ас-салям.

— Добро пожаловать.

— Рады видеть тебя на хуторе.

Кто-то подхватил повод, ввел осла в загон. Медленно, чинно выступая, маазун провозглашал:

— О господи, пошли нам удачу во всех делах, угодных тебе, о боже!

И эхом ему изо всех уст вырывалось:

— Аминь.

Мама, Занати, где вы? Ведь я не люблю его. Не мил он мне, клянусь милостью господина нашего Ахмеда ар-Рифаи. Почему вы меня не спросили? Разве вы не знаете, что мне еще и пятнадцати не исполнилось? Никогда еще сердце мое не испытало того сладкого чувства, о котором вы шепчетесь, сидя по вечерам под стенами домов. Когда я иду утром с подружками к каналу за водой и вдалеке показывается фигура Абуль Гита и слышится его кашель, девушки говорят: «Вон жених Сабрин. Он такой же старый, как ее отец».

Зачем это, Занати? Когда он приближается ко мне, разговаривает со мной, я совсем ничего не чувствую. Я не хочу замуж.

Маазун уселся в угол горницы. Абуль Гит разглядывает собравшихся: чистые галабеи, добродушные улыбки, грубые руки, потрескавшиеся ноги. У порога выстроились в несколько рядов башмаки без задников, сандалии, туфли на резиновом ходу. Все молчат, переглядываются. Известно, что самой свадьбы в этом году не будет, однако девушки в другой комнате поют свадебные песни, и обряд совершается как положено на свадьбе.

— Славьте Аллаха! — восклицает маазун.

— Нет бога, кроме Аллаха!

Гостей обносят напитками. Маазун надевает на нос очки и начинает нараспев читать Коран. Затем следует очередь сигарет. Гости закуривают. Девушки за стеной поют:

Милая моя пришла, взяла сердце и ушла.

Окурки усеивают пол. Лишь возле маазуна на полу чистое место. Там постелена баранья шкура, на ней стоит кресло, приготовленное для хаджи Хабатуллы аль-Миниси. Но его все еще нет. Голоса поют:

Укрой нас, о господи, от соседских глаз,
Мужчины в деревне ревнивые у нас.

Сабрин сидит в окружении подруг, растерянная, словно оглушенная. Подружки щиплют ее за ляжки, приговаривают: «Невесте синяки — подружкам женихи».

Считается, что эта присказка приносит счастье. Входит мать. Пытается выкрикнуть загруду, но возглас звучит невесело. У матери на глазах слезы. Она шепчет дочери:

— Уже написали брачный контракт, сердце мое.

И заливается слезами. Вслед за ней рыдает и Сабрин. Ей хочется сейчас одного — уйти ото всех, подняться на крышу и сидеть там всю ночь, глядя на звезды.

Абуль Гиту тоже вдруг становится нестерпимо грустно. Услышав песню «Наш жених красив и молод», он заходится надсадным нескончаемым кашлем.

Маазун торжественно возглашает:

— Поди, уста Абдо, спроси у невесты, кто ее поручитель.

Уста Абдо идет к девушкам. Там его встречают смешками, перешептываниями. Он пробирается к заплаканной, всхлипывающей Сабрин.

— Кто твой поручитель, невеста?

В этот момент из горницы доносятся голоса мужчин: «Подвиньте кресло!» Не иначе, как пришел хаджи Хабатулла. Уста Абдо мягкими пальцами треплет Сабрин по щеке:

— Отвечай же, кто твой поручитель.

— Отец, конечно.