— Нимфа, но все это деньги и очень большие деньги.
— А я и говорю, что мышеловка для кроликов закроется вместе с сыром.
Марина пришла домой и впервые за последнее время, стала ждать Мака. Он пришел домой с букетом лилий, подошел к ней, усмехнулся и протянул цветы. Она механически налила воду в вазу и поставила цветы.
— Марина, есть хорошая новость! Улыбнись!
— Сыр, — улыбнулась Марина.
— Тебя и Дел приглашают участвовать в телевизионном шоу.
— А, что я буду делать с этой шоколадной женщиной господина Ферзя?
— А ты не догадываешься? Передача называется 'женщины генерала'.
— Ты надо мной издеваешься? Я не была никогда женщиной Ферзя!
— И я так думаю, но Добрыня Никитич очень просил надеть аквамарины и явиться на съемки шоу.
— А их нет!
— Чего у тебя нет? аквамаринов?
— Я их раздарила.
— Щедрая ты наша Маша.
— Я не Маша, я Марина, если ты еще меня с секретаршей не перепутал!
— Проехали, ты сегодня не в духе. А ты не знаешь, где Олег? Его сегодня не было на работе.
— А я причем?
— При нем, — сказал суровым голосом Мак и прошел на кухню.
За окном летал пушистый снег. В голове у Рала было удивительно пустынно, он ничего не хотел, кроме ужина, которого не обнаружил. На столе стояли лилии, и едой не пахло. Он достал из морозильника рыбу в лотке и поставил ее в микроволновую печь, в надежде, что минут через двадцать у него будет готовая рыба.
Марина понуро вошла на кухню.
— Мак, не сердись, мы сегодня были в пансионате 'Здоровый час'.
— Понятно. А у меня будет здоровый ужин.
— Я не успела ничего приготовить, мы поели в ресторане. Ты, знаешь слухи об этом страшном месте?
— Я все знаю или почти все, — ответил Мак, глядя на снег за окном.
— Тогда скажи, где там стена праха, ее искала Лиза журналистка.
— Пусть ищет, не мое дело тайны выдавать.
— Значит, она существует! — торжественно воскликнула Марина.
— Слушай, дорогая, не лезь в это злачное место… — зло прошипел Мак.
— Не буду, но ведь хотелось бы знать…
— Состаришься до последней стадии — узнаешь.
— Так, ты меня туда пошлешь?
— Сама побежишь, как миленькая.
— А если я не захочу?
— Тебя не спросят, определят степень здоровых клеток в твоем организме и если их число станет критическим, то исход известен — пансионат.
— Но Нимфа не Богиня!
— О, просветили тебя! Нимфа — это, как бы тебе сказать… Она черная фея округа.
— Так, но у нее волосы светлые и она всегда в голубоватой одежде!
— Цвет волос роли не играет, она мисс мистики округа.
— Какая новость интересная!
— Марина, не смей ее имя всуе упоминать! Я это тебе говорю, а не твоим приятелям.
Марина подошла к цветам, погладила их и ушла к себе в комнату. Ей стало страшно! Только сейчас она поняла, что ее познакомили с одним из кругов ада округа, она даже чутьем поняла, где находится эта стена праха, скорее там, где стояли Рал с Лизой. Стену они пытались найти. Нет, думать об этой стене она не хотела! Марина решила, что утром пойдет на работу, а куда — решит завтра.
Неожиданно окно открылось, и в комнату влетела биологическая мышь. Она покрутилась вокруг Марины и прилипла к потолку, как бы говоря, что она здесь по делу.
Нимфа, черная фея округа, после дня открытых дверей в пансионате 'Здоровый час' решила сменить имидж. От природы волосы у нее были темные, но она их давно уже осветляла. Теперь она решила осветлить свою деятельность. Она помнила, как Владимир Дмитриевич изобрел прибор Сердечко, просто потому, что это был ее заказ. Да, она тогда хотела управлять людьми с помощью современных приборов!
Что изменилось теперь? Ничего особенного, но Нимфе захотелось иметь прибор Сердце. Нет, не тот, который восстанавливает сердце после его мимолетной остановки, а… Собственно, что она хочет теперь? Чтобы ее имя не связывали со смертью людей, а связывали с их здоровьем. Добьешься у людей светлых слов… — промелькнуло в ее голове, но эту мысль она отбросила сразу.
Так отчего у людей болит сердце? Надо же ей придумать техническое задание для Владимира Дмитриевича! Первая мысль потрясла ее саму — от совести! Как ни странно, но сердце болит от мысли, что человек совершил не совсем благовидный поступок. Тогда надо выпустить прибор — Совесть, подсказало ей ее сознание. От неприятностей сердце тоже болит, но неосознанно, и болит, если в этих неприятностях задета пресловутая совесть. Если человек в неприятностях не виновен, то сердце его не заболит. Понятно, что кончина родственников не щадит сердце, но опять же, если совесть молчит и человек сделал все, для того, чтобы спасти умершего, то сердце более менее переносит потерю.
К чему такие мысли? Нимфа не чувствовала угрызения совести, за то, что люди из пансионата уходили в стену праха. Почему? У нее были отличные врачи в штате, они каждого человека проверяли на состояние здоровья электронными датчиками, касаясь незаметно нужных точек на их теле, маленьким электронным прибором. Те, кто покидали пансионат через стену праха, были давно и неизлечимо больны, просто им скрасили последние дни существования.