Произведение в алом

Потом в зарослях морского салата забрезжило какое-то смутное мерцание - это фосфоресцирующая медуза волокла домой подгулявшего собутыльника; а вот, неуверенно извиваясь тщедушным телом, надменно продефилировал пьяный вдрызг хлыщеватый угорь с двумя бессильно повисшими на его плавниках замурзанными шлюхами-муренами.

Пара молоденьких лососей в униформе с серебряными позументами остановилась, презрительно глядя на эту неверными движениями плывущую им навстречу расхристанную компанию, которая сиплыми, пропитыми голосами принялась вдруг горланить на весь риф:

- Та-ам, в мараской капусте,

я карасотку са-аретил.

«Будешь ты моею», - ей саказал,

а она, зардевшись, плавником закарылась,

и, сгорев от сатарасти,

вся мне с потрохами отдалась.

Ах, в мараской ка-апусте...

- Так вот нет же, хамы, западло мне всяким сопливым молокососам дорогу уступать... Не на того напали... На-кось выкуси!... - заплетающимся языком завопил вдруг допившийся до зеленого змия угорь, вламываясь в амбицию.

Один из серебряных юнцов прикрикнул на него:

- Молчать, сукин сын! И не сметь выражаться на этом гнус ном жаргоне. Извольте говорить на венском диалекте. Вы что себе возомнили, мерзавцы, думаете, если вы единственная дрянь, которая не водится в Дунае, то вам все можно?!

- Тсс, тсс, - зашипела на них медуза. - Вы бы, милостивые государи, и в самом деле постыдились при знатных особах так ругаться! Зенки-то свои пьяные разуйте наконец...

Гуляки разом притихли и с невольной робостью взглянули в ту сторону, куда обратила свой призрачный лик медуза: хилые, изможденные фигуры, затянутые в уныло серые чиновничьи мундиры, ханжески потупив очи, тихо следовали своей дорогой.

- Ланцетники![148] - прошептал мгновенно протрезвевший собутыльник медузы дрогнувшим голосом.

- ???

- О, это действительно важные персоны! И в каких чинах - надворные советники, дипломаты... Да уж, как говорится, большому кораблю - большое плавание! Эти уникальные

существа и впрямь самой природой предназначены для высоких государственных постов: они ведь начисто лишены и мозгов и позвоночника!

Все на минуту замерли в немом и почтительном изумлении, а потом, под впечатлением скромного достоинства государственных мужей, благопристойно расплылись в разные стороны,..

И вновь гробовая тишина нависла над морским дном.

Но время шло, и вот уже полночь - час, когда темные силы предаются своему сатанинскому непотребству.

Кажется, послышались голоса?.. Нет, креветки давно почивают.

Это ночная стража: крабы-полицейские!..

Вот они, упирая в скрипучий песок закованные в непробиваемый панцирь ноги, волокут свою добычу в укромное место.

Горе тому, кто попадется им в клешни: ради наживы они ни перед чем не остановятся, пойдут на любое преступление, будь то убийство или лжесвидетельство, - все об этом знают, но ни один суд не осмелится подвергнуть сомнению их лживые показания.

Даже электрические скаты, случайно сталкиваясь в сутолоке кораллового рифа с этими ужасными стражами порядка, бледнеют и тут же спешат куда-нибудь ретироваться - от греха подальше...

Что уж тут говорить о такой кисейной барышне, как актиния, у которой от страха сердце ушло куда-то в пятки ее бесчисленных щупальцев: ох и разговоров будет, если ее, приличную даму, обнаружат лежащей посреди улицы! Только бы эти членистоногие шуцманы ее не заметили! Иначе потащат в участок к полицмейстеру, старому, поросшему мхом крабу, первому в округе мошеннику и развратнику, который давно уже пялит на нее свои сальные глазки, и тогда... тогда... Нет, об этом и подумать страшно!

Вот они приближаются... сейчас... сейчас... еще один шаг -и кошмарные клешни неумолимо сомкнуться на ее безжизненно висящих конечностях, обрекая свою несчастную пленницу на позор и бесчестие...

И тут вдруг содрогнулись темные воды, мощные коралловые деревья с жалобным стоном затрепетали, подобно хлипким

водорослям, а вдали показалось какое-то тусклое, не от мира сего свечение...

Крабы, скаты, каракатицы, морские черти и прочая нечисть испуганно пригнулись и сломя голову бросились кто куда в поисках убежища.

Какая-то сверкающая, отсвечивающая призрачной синевой стена с невероятной скоростью летела навстречу - все ближе и ближе надвигалось это люминесцирующее, огромное, как вселенная, Нечто.

Гигантские светящиеся плавники Тинтореры, демона смерти, вспарывали толщу воды, оставляя за собой глубокие, вскипающие пеной водовороты.

И вот неистовый вихрь подхватил актинию в ее морской юдоли и, с бешеной скоростью завертев в своей дьявольской воронке, вознес в какие-то запредельные выси. В тех волшебных, сотканных из изумрудной пены эмпиреях не было ни насильников-крабов, ни позора, ни бесчестия, ни страха!

А ревущий демон разрушения продолжал бушевать, словно вознамерившись смести коралловую банку с лица дна. Это была настоящая вакханалия смерти, экстатический танец души, предчувствующей свою неизбежную погибель...

Уже через несколько мгновений свет - если то лучезарное, ослепительно яркое сияние можно было назвать светом - померк в глазах преисполненной мистического ужаса актинии.