Произведение в алом

С облегчением вздохнув, я призадумался: чем так волноваться, не лучше ли раз и навсегда покончить с этими письмами, немедленно придав их огню?

Мои пальцы уже нащупывали в жилетном кармане ключ... Но... но почему непременно сейчас? Что за спешка, впереди еще целая ночь!

Но что мне ночь и... «и тьма над бездною»![69] Да будет свет!

Однако на роль Творца я явно не годился - никак не мог найти спички, а пока искал их, вспомнил про дверь... Кажется, она осталась открытой... Повернулся, чтобы пойти и закрыть ее, - и снова замер...

С какой это стати на меня ни с того ни с сего напал такой страх?

Хотел было упрекнуть себя в трусости, уже начал подбирать слова - и тут меня как заклинило. Прямо посреди фразы.

И вдруг, откуда ни возьмись, шальная мысль: ну что ты стоишь как истукан - быстро полезай на стол, выжди, когда... когда «оно» подползет поближе, и со всего размаху креслом или чем-нибудь тяжелым, что попадется под руку, - по башке его, по башке!..

- Но здесь никого нет! - вырвалось у меня громко, и в раздражении на самого себя, что едва не поддался на подстрекательский призыв невидимого провокатора, я воскликнул: - Да что с мной? Какая муха меня укусила? Никогда в жизни ничего не боялся, а тут нате вам!..

Все напрасно - ужас уже сдавил мне грудь своими тесными кольцами. У меня перехватило дыхание от мерзкого ощущения холодного и скользкого тела гигантской рептилии - казалось, я вдыхал не воздух, ставший вдруг каким-то едким и режущим, словно разреженным, а ядовитые испарения эфира.

О, если бы я хоть что-нибудь мог видеть -пусть даже самое страшное, самое кошмарное из всего, что только может

себе вообразить человеческий ум! - и в тот же самый миг от моего страха не осталось бы и следа!

Ничего, ни единого видимого «громоотвода», способного разрядить тот чудовищный заряд ужаса, который индуцировало во мне своим мощным магнетическим полем напряженное ожидание надвигающейся катастрофы.

Мой взгляд лихорадочно метался по комнате, стараясь не пропустить ни одного укромного уголка, - ничего.

Повсюду мирно почивали хорошо знакомые предметы: мебель, комод, лампа, картина, стенные часы - сплошь старые добрые друзья, не раз выручавшие меня из беды и вот сейчас, когда мне так нужна их помощь, как по мановению волшебной палочки впавшие в нечто вроде зимней спячки.

В глубине моей души все еще теплилась слабая надежда, что они не бросят меня на произвол судьбы и, чувствуя на себе мой умоляющий взгляд, претерпят какие-нибудь странные метаморфозы, дав мне долгожданную возможность с облегчением воскликнуть: «Ну вот уж и мерещится невесть что!», - таким образом, я буду реабилитирован в собственных глазах и получу наконец полное право с сознанием исполненного долга благополучно списать этот мучительный иррациональный страх на болезненное состояние своих не в меру расшатавшихся в последнее время нервов, приравняв его к тривиальным фобиям, которые, с точки зрения позитивной науки, вполне благонадежны и ничего экстраординарного, подрывающего авторитет современной медицины, в себе не таят.

Но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться: немые свидетели моей невменяемости, на пантомимические способности которых я так уповал, по-прежнему пребывали в полнейшей неподвижности, словно оцепенев в летаргическом сне. Впрочем, в их аффектированной оцепенелости - и это в поздний ночной час, когда в комнате царит обманчивый полумрак, в котором чего только не привидится! - при желании можно было легко усмотреть нечто наигранное, искусственное и даже противоестественное, так что невольно закрадывалось подозрение: уж не разыгрывают ли они меня, притворяясь спящими?

«Нет, им сейчас явно не до шуток, - с обреченностью приговоренного к смерти осознал я наконец всю безысходность своего положения. - Похоже, они тоже находятся под влиянием того же самого гнетущего магнетического напряжения, что и я, и, парализованные ужасом, при всем желании не могут пошевелить ни одним своим членом».

Даже старинные стенные часы, поддавшись общему настроению, впали в транс и, несмотря на то что маятник продолжал с жутковатым автоматизмом сомнамбулы завороженно раскачиваться из стороны в сторону, хранили гробовое молчание - видимо, сведенные судорогой голосовые связки начисто утратили свой респектабельный, хорошо поставленный бас, в течение многих десятилетий служивший предметом их нескрываемой и заслуженной гордости.

Повисшая в каморке непроницаемая, враждебно-настороженная тишина с жадностью вампира впитывала в себя любой, самый ничтожный звук.

Наткнувшись на стол, я подивился, когда этот старый брюзга недовольно закряхтел, вынужденный сместиться с привычного места.

И вновь это оглушительное безмолвие - еще немного, и мои барабанные перепонки не выдержат этого ватного пресса и лопнут...

Хоть бы ветер, что ли, хлопнул ставней или разбилась вдребезги сорвавшаяся с крыши сосулька! Но и за окном все как вымерло! Ну так пусть по крайней мере поленья в печи затрещат! Какое там, огонь давно погас...