Произведения

Поверьте, мне и самой ну очень странна эта моя неожиданная навязчивая идея. Ей-богу! Ну вот никак не ожидала, что перед смер… ладно, скажем так — напоследок во мне вдруг прорежется зуд на аплодисменты. Да ведь у меня на них всю жизнь — аллергия. Я и на поклон-то после спектакля никогда не выходила. Благо, этого никто не замечал. Подумаешь — толпа на одного человека поредела! М-да, и вот, значит, теперь хоть чьё-то "браво" — вынь да положь. Загорелось — невмоготу. Чтобы, значит, оценил кто-то. Зритель, знаете ли, потребовался срочно. Хоть разъединственный за всю жизнь. Да, да, — единственный! А, вы об этих чудаках в зрительном зале? Бросьте! Что они могли увидеть? Как взрослая, но не вполне нормальная (как и они сами, впрочем) тётка, словно заводная кукла, на сцене передвигается по заученному маршруту. В кем-то указанном месте вдруг останавливается, таращит глаза, гримасничает, автоматически жестикулирует, исторгает вызубренные слова. И это — игра? А быть может, тётка — то эта на настоящую игру способна, а? Да вот не выпало ей зрительского признания. Потому как в том, настоящем-то театре, никакого признания и быть не может. Там даже догадаться никто не должен, что ты играешь. Чем талантливей актёр, тем незаметнее его игра.

А душа-то, оказывается, всё же ждёт аплодисментов. Ну хоть однажды. Словом, не откажите в милости — будьте моим единственным зрителем! Спешить нам с вами всё равно некуда. Глядишь — может, лежать не так тошно будет. А надоест — только зевните тихонько или глаза чуть прикройте — мы театр этот мигом прикроем, занавес-то опустим. Договорились? Ну вот и славно. Только должна вас предупредить, что будет очень много "от автора". Придётся во многом верить мне на слово. Но, как вы понимаете, врать мне — ни малейшего резона, не тот момент. И про овации, пожалуйста, не поймите буквально. Вам совсем не обязательно отбивать ладошки и кричать "бис". Просто слушайте — и только. Однако же признаюсь: всё же я тешу себя надеждой, что когда-нибудь потом… ну, совсем-совсем потом вы как-нибудь хоть про себя скажете: "Браво, Рита!"

Вы как-то написали, что талант — величина абсолютная. Или он есть, или же его вовсе нет. И скрыть его, даже если очень стараться, невозможно. Он живёт независимо от воли самого владельца. Должно быть, это так. Только вы имели в виду, конечно же, исключительно фиглярство: а ну-ка посмотрим, что сможет этот паяц перед почтенной публикой? Но — при чём же здесь талант? Паяц… простите, актёр сам ведь ничего не может. Если даже на что-то и способен, то продемонстрировать это у него нет никакой возможности. Он же весь — на ниточках. А дёргают их кому только не лень. Автор. Режиссёр. Вы — критики. Даже кассир: "Билеты не раскупают, этот спектакль плохой. То ли дело…" А уж сами-то зрители стараются! И доярки-свинарки, и сливки общества. Все дёргают, да ещё и в разные стороны. Это как же приходится дёргаться бедному паяцу, чтобы всем-то угодить! Выходит, чем послушнее, тем талантливее? Возможно. Но как хотите, а вот мне смертельно скучно на сцене. Вы знаете, ну никак не вдохновляет конечная цель: выдавить слезу из чувствительной дамочки, которая и в театр-то для того явилась. И это — критерий моих способностей? Ну уж нет, пардон, увольте!

Да знаю я, знаю, что вы скажете. И спорить с вами не стану. Профанация, вы правы. Но вот — чего? Вот здесь-то мы с вами явно говорим о разном. Представьте, я ведь считаю себя актрисой. Да, да, после всего, что наговорила. Бросьте, никакого парадокса. Просто мы театр понимаем по-разному. Послушайте, неужели обязательно устраивать балаган с кривляниями?! Да разве вся наша жизнь — не сплошной театр, а все мы не актеры в нём? Наш спектакль идёт непрерывно, без антрактов и выходных, без замен и репетиций, без глупых драматургов и бездарных режиссеров. И никаких вам жанровых границ. Здесь всё замешано: водевиль оборачивается драмой, трагедия переходит в фарс. И нам приходится быть то героями, то клоунами.

Да, хочешь-не хочешь, а в спектакле этом участвуем все. От самого своего первого и до самого последнего денёчка. И как развиваются в нём события, в каком жанре — зависит только от нас, от того, какие мы актёры. Ведь порою стоит только чуток подыграть, слегка изменить мизансцену и — глядишь, рассыпалась, исчезла, казалось бы, неизбежная трагедия. Всё, нет катастрофы, срочно изменён страшный финал. Или же проще: не напоролся на острый угол, чудом обошёл, кому-то помог обойти, смягчить удар. Глядь — и уже сюжет не тот, и жанр изменился. И вместо слёз да скрежета зубовного улыбка прорезалась. Только старайтесь, играйте!