Производственный роман

Его очень изнурили самоистязания; постоянным несчастьемя считаю то, что его порядочные доводы стали непорядочными, да и вообще: что все превратилось в испытание на порядочность. И что это за вещи! «Знаете, друг мой, пятиразрядное предложение второразрядной новеллы чертикакогоразрядного новеллиста в, — он наклонил голову со скрипящим почтением, — в перворазрядном журнале! Большей ерунды! Вот, а потом один из эпитетов можно будет оставить в тексте, и мне, как герою, можно будет ехать домой, сначала на метро, затем на автобусе». Итак, ситуация заключалась в том, что он не хотел быть ни героем, ни предателем, а хотел быть прозаиком. Затем он напал на ход мыслей, уже столько раз служивший добрую службу.

Он вошел со смертельно округленными глазами в редакцию и дружелюбно сказал, что не вычеркнет. Ладно, сказал главный редактор (не поздоровавшись!!!), ладно, если мастер так, тогда и он так, и в таком случае он не может «протащить» материал. Мастер ответил, хорошо, но не сдвинулся с места. Последовала глубокая мужественная тишина. «Да Боже мой!» — воскликнул наконец с горечью главный редактор, ц эта человечность сделала его на минуту симпатичным в глазах мастера. «Для тебя так важно это проклятое предложение?» Ага: это ему уже было известно. И вопрос, и ответ (его ответ). «Нет. Так же, как любое другое». И любезно добавил: «Которое, конечно, такое же длинное. Потому что платят за вес». — «Я тебя не понимаю! Почему бы нет? Ведь…» — и занимающий ответственный пост мужчина изложил один из доводов, которых мастер накануне вечером добросовестно наштамповал сотню. «Нет никакого повода их вычеркивать». (Вот тот самый ход мыслей, который я имел в виду. Если у какого-то поступка на первый взгляд нет никаких отрицательных последствий, но при этом дело все-таки чуточку подозрительно, его сразу можно совершить. Вы попробуйте.)

Вновь тишина. «Знаете, друг мой, ради этого стоило все проделывать! Ради двухкратной тишины. Ради нее!» — «Слушай, друг милый, давай пойдем на компромисс». Прояснилось лицо у него. Мастер очень хорошо умеет идти на компромисс. Улыбается, улыбается и говорит, что нет. «Не совсем». Однако теперь плакать хотелось от всего этого! «Чтобы два взрослых» половозрелых человека уебывались над этим сопливым предложением…» По сути, речь шла о трех опре делительных конструкциях; из трех осталось два, единица вылетела; неплохое соотношение, «до боли неплохое соотношение».

Молча оправляется внутрь нападающий, бумага шипит у его щиколоток, как змея. «Вдарьте, Петерке, во втором тайме». Он как раз было наклонил голову, чтобы пролезть в махонький вход, когда вроде как в добавление последним выпархивает маленький, желтоватый, никчемный лист бумаги, минует трубу (летит вниз), оказывается перед трибуной, проделывает пируэт, как будто он передумал и хотел бы вернуться назад. Все смотрят на него. («Пересохшие губы, морщины, углубления, румяна, помада, ямы глаз, глазная слизь, щетина, кожная складка, складки пальтишек, ветер, пыль в глазах, в волосах».) Мастер тянется вверх, приходится встать на цыпочки, ловит его. Его окружают лица и дыхания. «Бумага о перерегистрации», — шепчет один. «Полное имя!» — восклицает другой. И, уже без остановки, доходит до громкого крика. «Дата вступления в клуб!» «Родился!» «Место!» «Дата!» «Рекомендация». «Название нового общества!» Вновь тишина. В руке у мастера бумага. Пальцы напряжены.

Затем снова ползком в раздевалку, последним, в руке найденный язычок бутсы, по большому зеленому квадрату ветер гоняет бумажные клочки

— — — — —

Мастер взял мадам Гитти за руку. Изумительна эта рука, надорванная стиркой пеленок, разъеденная порошком, сначала пересушенная, потом… а затем нечто гноящееся ноющее-чешущееся; взять это в руку, ощутить настроения кожи, осторожное пожатие разбухших пальцев!.. Уложив спать детей, двое родителей безответственно окунулись в поздний летний вечер, чтобы в ближайшем кабачке оказаться за скромным, но богато приправленным ужином. В матери то и дело поднималось беспокойство, но мастер с решительным отсутствием чувства время от времени ее обезоруживала «Не волнуйся, имущество застраховано!» Итакдалее. Перед кабачком на фонарном столбе они увидели объявление, интересное. Следующего содержания:

Кро-о-олик!

Пропал белый кролик 1 шт.

(имеются особые приметы!).

Нашедшего ожидает вознаграждение.

Телефон 215–290 Карико Мате

Мастер хмыкнул. «Я думал, что за кро-о-олика дают больше… Хотя… Что такого особенногоможет уметь этот кролик?» Он дотронулся до столба: «А вот великолепно просмоленное бревно!»В этот момент откуда-то из глубины некто произнес: «Петерке, наверное, достаточно будет сказать, что с вами хочет говорить Президент». Оп-ля! И мастер только и заметил болтающийся просторный заплечный мешок субъекта! «Яне хочу есть», — сказал он вдруг; но это заявление осталось без каких бы то ни было последствий.