Производственный роман

Итак, он помог снять мадам Веверке пальто. «Как вы сегодня элегантны, милочка», — проворковал он устало в волосы крошечной женщины. Нежное создание: работа, мужчины — все позади. «Ой, Петер, не валяй дурака!» (Как она, бедняжка, — и она тоже, — хитро, униженно, все этот Веверка! — жалко, лукаво подталкивает обычно под зад мастеру белую простыню — полпростыни, — чтобы не запачкались новые колониальные чехлы для мебели… Как-то раз она привела в пример Йожефа, он, дескать, даже носки стирает сам чуть свет, поскольку мастер, рисуясь перед самим собой, сокрушался, что даже пуговицы не умеет пришить. Да-да. «М-да, — сказал он, — если бы у меня, как у Йожефа, потели ноги, — он очень гордится, что у него не потеют ноги, — то и я бы переквалифицировался в прачку». — «Да что вы», — покраснела мадам Веверка. Мастерское утверждение явно было справедливо. «А что, нет?! — С шутками он немного переборщил, как уже не раз бывало, на что уже обращалось его внимание, конкретно в тот раз неблагодарную обязанность взяла на себя мадам Гитти. — Да ведь вся улица Ш. мне жалуется. И если уж мы заговорили об этом, не надо меня щипать, Гитти, — потому что добрая женщина намеревалась положить конец неделикатным поэтическим излияниям, но он ответил так, как ему раньше отвечал господин Дьердь, если они каким-то образом оказывались в благородном обществе и старший брат наступанием под столом на ногу напоминал об использовании какого-либо колюще-режущего предмета по назначению, призывал сдерживаться в выражениях и т. д., результатом чего была: грубая отповедь господина Дьердя, что всегда делало его очень популярным в кругах взрослых; мастер же в светской жизни был простым, порядочным, прилежным пареньком, воспитанным на совесть, что, по сути, не было вознаграждено по заслугам, — если уж мы заговорили об этом, соседи возмущаются,почему Йожеф развешивает свои носки на электропроводах, вот будет замыкание на линии, они еще опоздают на работу, а ущерб кто будет возмещать?Думаю, их можно понять. Скажите, мама, только откровенно, вы возместите?!» Представляете, какая была сцена.)

Мастера, развалившегося в необъятном кресле, никак нельзя было назвать комильфо. Тогда Йожеф Веверка в срочном порядке спросил: «Петер, почему ты не поворачиваешь к солнцу пальму панданус?» — «Где ваза для цветов?» Мастер с сухой любезностью отряхнулся от вопросов, как собака от воды, и тишина после этого стала усиленно нарастать. (Мадам Веверка с Фрау Гитти шуровали на кухне. Добавим, они принесли, 6-10 ^kштук яиц, wie gew"ohnlich, [85]3 кг моркови, сельдерей, мясного супа и картошку в авоське. «Роднуля, — прокомментировал он кухонное зрелище по прошествии событий, — ну что ж ты не сказала, что еще те сто… А, да ну, на фиг!» Прошу прощения. Как-то раз в интимной ситуации он с мягкостью так это прокомментировал: «Гиттушка, это все-таки мезальянс!») В тишине Веверка не переставал строить кислую мину. Обиженно строить кислую мину. Чувствительный мастер погладил висок и, вскочив, заревел. «Что вам надо, дорогой Йожеф Веверка?! Двое детей, в армии служил, даже «Непсабадшаг» [86]обо мне написала. Идите, пожалуйста, на хуй со своей пальмой панданус!!»

⁴⁴Представление метода.

⁴⁵То, что вот стоит раздевалка, которой нет, было делом непростым. «Парадокс, друг мой, вреден для здравомыслящего человека». Видны все до единого разрушения, от этого что-то надломилось, и он чувствовал, что команда потихоньку разваливается. Общее здание клуба, система раздевалок были теми внешними признаками, которые создавали видимость клуба, команды. «Но знаете, дражайший, убожество усиливало любительство». Не футболисты, а любители футбола. Да и сам мастер!.. Ему нужно было испытать и это! Ведь он, например, никогда не злился, когда в раздевалке (той, старой) стояла сырость, и если, сидя на расшатанной скамейке, доски сиденья которой, смещаясь, легко защипывали мясо, он неосторожно откидывался назад, на голову, на пышные, густые волосы, сыпалась штукатурка, и еще спустя 3–4 дня под совершающими бессознательное почесывание ногтями попадались кусочки стены, или если во время весенней оттепели, или из-за осеннего дождя, или по другим весомым причинам поднимались грунтовые воды, он же без слова упрека балансировал по установленным на шатких кирпичах мосткам. «Мы — общество маленькое», — и ответственность за это брал на себя.