Производственный роман

Господин Имре, не долго думая, вытащил стихи и всучил их мастеру. Он сразу понял, чего от него ждут, и приступил к делу. Лицо его стало строгим и прекрасным. (Лишь вполуха прислушивался он к игривому разговору мадам Гитти и господина Имре; господин Имре ставил под сомнение отцовство мастера — в форме ужасно слабых шуток, — которые в последнее время все больше нравятся мастеру: водопроводчик и т. д., — так что он, завершив чтение стихов, первым делом выдавил из себя: «Я хочу знать имя! Имя этого ублюдка, имя!» Жена только рассмеялась. «Вымя», — ответила она, или что-то в этом духе. Объяснение произошедшего в тот моментпечального отчуждения господина Имре таково: отчасти, и справедливо, ему было обидно расщепление внимания мастера, отчасти же, услышав такой — поверьте, формирующийся по необходимости — супружеский язык, он почувствовал смущение, которое сродни гневу.)

Он читал. Хотя строгое выражение его лица и не было маской, но на сердце потеплело. Он думал, как хорошо, что господин Имре существует; это как-то успокаивает. «Меня по крайней мере очень успокаивает», — сбавил он обороты. Мастер думает так о немногих, но несколько все-таки есть. Затем он расположил листы как карты и посмотрел на все сразу, потом еще раз на каждый в отдельности, затем с оборотной стороны и, составив в стопку, положил сверху растопыренную ладонь, как бы давая благословение, — и изволил сымпровизировать небольшую речь по всем правилам. «Хорошо». Затем вернул папку, аккуратно ее закрыв. (Как кто-то, кажется режиссер, один раз отметил: «Как любовно ты обращаешься с бумагой! Словно открываешь или закрываешь тетрадь». Мастера это очень разозлило, но виду он не подал.)

Они ели финики, потом яблоки, непринужденно болтая о том, о сем, и чувствовали себя классно. Случилось так, что он взял в руки книгу мадам Галгоци, к которой всегда относился с уважением, и, качая головой, сказал: «Как захватывающе ее непостоянство». Но к тому времени они уже стоя прощались.

На улице возле машины господин Имре надел очки. «У тебя сколько?» — спросил мастер тотчас же. «А что? — повернул к нему лицо высокий мужчина. — Что у меня все это спрашивают?» Но мастер дал хороший ответ: «У меня тоже есть! Я спрашиваю, ибо ворон ворону!..»

Господин Имре долго, педантично разогревал мотор, чего мастер еле дождался, потому что начал равномерно лязгать зубами. Господин Имре напоследок еще высунулся из машины и прокричал зябнущему прозаику цитату из Артманна, про луну, очень даже к месту, потому что сверху, с небес, им добродушно улыбалась большая, желтая блюдоликая. «Длинные тени. Длинные тени». (Цитата не это, это мысль.)