Производственный роман

— мастер еще чувствовал теплоту их рук в своей ладони, чему не был от чистого сердца рад, [79]Фрау Гитти обольстительно залезла в ванну, и тут же в дверь позвонил господин Имре, потому что звонил именно он. Рядом тявкал его игривый пес. Но собаке господина Имре — игривому псу — по имени Пам или Пами в приеме было отказано, потому что мадам Гитти боится собак как огня!(О, сколько раз, помнится, жена судорожно сжимала ему руку, и кисть его была как в настоящих тисках, и тихо дрожала, а он с раздраженной холодностью разубеждал: «Это всего лишь собака». — «И я о том же» — говорила, бывало, женщина в страхе.) «Знаете, любезный Имре, — сказала красивая молодая женщина на более поздней стадии, — я собаку могу представить лишь на фоне сада».Над этим господин Имре от души посмеялся, пока колол грецкие орехи.

Да, но сначала выпроводили собаку. «Это твоя собака?» — «Конечно». Они напряженно стояли в дверях. Собака буйно рвалась то туда, то сюда, а мадам Гитти в ванной насторожилась. («В чем мать родила, настороже!») «Голая», — подсказал поэту мастер. «Славная», — кивнул тот и ждал новых и новых вопросов, которые не заставили себя долго ждать. «А команды знает?» — «Нет», — твердо сказал господин Имре. Он кивнул, этого-то он и ждал. «Хорошо еще, что не чистой породы». После чего кокетливо добавил: «Echt promenad-mischung… [80] Ну,а как ее зовут?» (Это будет чрезвычайно интересная часть:) Господин Имре в своей сухо-корректной, но такой живой манере ответил: «Пам, или Пами». Мастер задрал брови, как дед на нескольких сохранившихся фотографиях: «Так и зовут? Памилипами?» Господин Имре мгновенно уловил (в смысле тотчас же понял скрытый смысл) проблему. «И на Пам откликается. И на Пами». Мастер махнул рукой, как будто ерунду какую-то услышал. «Но звать-то? Как звать?» В этот момент собака выбежала во внешнее пространство, под открытое небо. Господин Имре, как добрая мать, закричал ей: «Па-ам!» — «Ага», — изволил он извлечь информацию. Пам чуть погодя вернулась, а господин Имре с серьезным видом спросил: «А я, — тут он указал на себя бледно-изящным французским жестом, — ямогу войти?» — «Да».

Но в этот момент произошел неожиданный поворот событий, вследствие чего они все-таки изволили не зайти, а выйти, и гость произнес: «У тебя есть фонарик?» Итак, эти двое, звездная пара, прозаик и поэт, вышли посмотреть, что за масло течет из «Жигулей». Легли на живот и, пока Пам вовсю буйствовала на слегка идущей вверх, извилистой улице, стали анализировать ситуацию. «Капает по окружности», — установил мастер. Добавлю: справедливо. На пыльных, сухих шинах — более темные потемнения, почти правильной формы, «дольками»! «Это масло», — сказал господин Имре тоскливо. «Может, из дифференциала», — сделал уверенную попытку мастер. Тогда господин Имре понял, кто лежит рядом с ним под «Жигулями»: вы уж меня извините за это слово, но применяется оно в специфическом значении — бездарность.«Асимметрично», — добавил он значительно и посветил способным к замыканию аппаратом, фонариком, в разные стороны. Они поднялись, почесывая затылки. Пам прыгнула на заднее сиденье. «Я вроде в яму какую-то въезжал». — «В овраг», — произнес он милое сердцу слово. «Много колдобин». Господин Имре, после того как закрыть дверцу машины, посчитал, что Пам, наверное, постоянно нужен свежий воздух (пусть даже будет холодно), поэтому — чтобы покрутить ручку (вниз), — открыл дверцу машины. Как только открылась дверца «Жигулей», на углу в очаровательной, красной машине появились пожарные. «Это понятно, друг мой, где-то всегда что-то иногда горит».

(Как-то раз мастер и его верная подруга создали маленькую пожароопасную ситуацию. Они возились с ужином, Злодей-Бармалей уже подремывал. Внимание мастера приковала к себе серия картин сюрреалистов. Что оказало нежелательное воздействие на процесс разливания чая. О льющемся через край кипятке сообщило шипение женщины. Однако с практической, поверхностной и одобряемой нами точки зрения серия картин принесла пользу. Так-то вот!

Начал он с четкой сцены забивания свиньи на рассвете, типичной для тогдашней поэзии, что, мол, кровь можно еще и есть: вот в чем мораль! Паленая свиная щетина вела в пасхальную церковь, пламя поддерживаемой мастером свечи попало на раздувшийся парус тогдашних волос мастера; его, можно сказать, святое спокойствие на фоне бесчисленных женских причитаний, когда, зажав пламя в кулак, он по-научному лишил его доступа кислорода. Запах ладана, серебро, торжественное веяние ветра. Здесь мастер, однако, запнулся, потому что порядок расположения картин, а главное, запахов во времени создавал помехи. И тут вдруг выяснилось, что речь идет о «настоящем»!