Производственный роман

Он уже переступал ноющими ногами по сброшенной полосатой форме, от этой привычки даже вопреки частым предупреждениям не мог (или не хотел?!) избавиться, когда рядом прозвучал голос Убийцы. (Он уже изволил предчувствовать.) «Знаете, друг мой, я, переживая передматчем, о ком угодно могуподумать, какой, мол, хороший игрок». В самом деле:в юнце, у которого еще молоко на губах не обсохло, он видит титана, распираемого силой, выше всех на голову, в хилом старике усматривает ум, «этому и бегать не надо, он щиколоткой будет раздавать пасы, а мы — носиться по полю как угорелые». «Грязная скотина», — сказал противник, который зачесывал волосы как Элвис Пресли в молодости. «Хохолком». Мастера до крайности занимал, прямо терзал, вопрос, подбриты ли волосы сзади. Поэтому он немного отодвинулся в сторону на форме, словно натирая пол. (Ренуар: «Женщина, натирающая пол воском».) «Свинья», — продолжал злобствовать неприятель. «И правда», — подтвердил неожиданно мастер и, только Убийца поднял голову на эти слова, взглядом киллера мгновенно впился Убийце в затылок; но тщетно, тщетно: некачественное освещение (недостаточная яркость, не обходится без ряби в глазах и т. д.), а также отсутствие одной, а лучше полутора диоптрий не дали определенности, но и опровергнуть, конечно, ничего не опровергли. Ему хотелось, чтобы было подбрито. Мастера редко штрафовали так, как на этом матче. «За первые 5 минут я оказывался на скамье трижды». Убийца средств не выбирал. «Котлету из меня сделал». Мастера разъярило не это, с парочкой гадостей он готов смириться. «Такова задача защитника». Например, он прямо бесится, когда защитник — «маменькин сынок» и не «вылезает». Теперь досталось ему, и все бы ничего, но, с одной стороны, старый защитник загордился, о чем, как известно, сообщил мастеру, а с другой стороны, перешел определенные границы (пнул лежачего мастера, врезал ему по пояснице и т. д.). Итак, заметно было, что мастер злится — эстетический интерес, проявленный к волосам, ничуть того не смягчил! — и все же он ласково сказал: «Правда, сволочь был судья». Убийца подозрительно взглянул на него, а сам медленно — как бы готовясь к (символическому) удару — стянул штаны. Мастер сделал неожиданный выпад: «Сволочь, что не удалил тебя раньше». Он не осмеливался подойти поближе, хотя сейчас, казалось, мог бы ознакомиться с местным кодексом чести. Противник догадался, откуда ветер дует и что до сих пор был объектом насмешек.

«Че те надо, — сразу пошел в атаку Убийца, — думаешь, ты так круто играешь?» Мастер искренне ответил: «А вот и нет». Собеседник совершенно взбесился. «Да при мне ты б ни разу не ударил». — «Ты уж извини, старик, — произнес мастер невинным голоском, — у кого, черт подери, под носом я тогда бил?» — «Тогда, когда меня уже удалили». Дело принимало серьезный оборот. «Может и так, приятель, — изволил он сказать «сжав губы в ниточку», — но ты и до того еле ползал». — «Чего ты выпендриваешься? Чтоб в пятую лигу попасть? Да ты б от радости умер, если б в со мной в одной команде мог играть». Было видно, что Убийца обратился к славному прошлому. «Приятель, воспоминаниями сыт не будешь». Тот от злобы заерзал, поднял и швырнул полотенце. «Только не думай, что сам ни в жисть не состаришься». Мастер, пожав плечами, сделал шаг в сторону находящегося прямо рядом с раздевалкой душа, как раз на тот момент оказавшегося свободным. «И ты ни в жисть, ясно, ни в жисть не сыграешь в такой команде, как я». Мастер всем существом повернулся назад. (Шанс попасть в душ был, конечно, упущен.) «А че. Где ты играл-то». — «Где надо. Поспрашивай. Может, и скажут». Противник тяжело дышал и, сверкая глазами, смотрел на него. «Я поспрашиваю, — изволил сказать мастер с мгновенно возникшей грустью. — Как зовут-то?» — «И это тоже спроси!!» — «Ладно, приятель», — сказал мастер и пошел в душ. А когда вернулся, старый игрок уже собирался уходить. «Всем пока», — сказал он, ни к кому не обращаясь. «И тебе пока», — ответил мастер точно так же.