Производственный роман

Трехколесный велосипед Митич жалко покачнулся, и Донго Митич впилась зубами в бетонный бордюр, «Госсподи», — вскочил тот родитель, у которого реакция была быстрее, потому что изо рта ребенка густо хлынула кровь. Мастер воспринимал действительность грамматической и исторической. «Blut muss fliessen kn"uppeldick, vivat, hoch, die Republik!» [78]— пробормотал он и тоже вскочил, вторым. К тому времени, когда Миточка открыла рот — первый поток крови схлынул, — они с ужасом увидели, что весь нижний ряд зубов торчит наружу. Мастер посмотрел на жену. «Одноплечий рычаг, — кивнул он, — здесь ударило, там вылезло». Мадам Гитти бесстрашно, одним движением, вдавила зубы обратно. Митич долго рыдала: «Мамка, мамка».

³⁷(до того) «Убийца держит». Предстоял приятный, но явно проходящий с тотализатором матч. Он проскочил за стеной болельщиков, немного опаздывал, а нужно было еще отлучиться в уборную. Внезапно в заднем ряду кто-то обернулся — «снова эти непомерно огромные, черные пальто» — и положил руку мастеру на плечо. Он будто натолкнулся на стену. «Убийца держит». Привычный творческий путь мастера, конечно, был связан с осязаемым, реальным передвижением в пространстве, так что он потихоньку вернулся назад, туда, где они обастояли. «Что держит?» Тот рассмеялся. «Правильно, Петерке! Нечего бояться!» — и с этими словами отпустил ничего не понимающего мастера на все четыре стороны. Тот, придя в волнение, ускорил бег и изволил отправиться в раздевалку, мимо мирно покуривающего трубку, открывающего глаза на манер черепахи: лишь в крайне редких случаях, старого завхоза. (Речь идет о чужом, но знакомом стадионе.) «Не сердитесь, дядя Ножи, — сказал он, уже переодевшись, как я его люблю за эту застенчивость, — но мне так надо было в туалет, что я и поздороваться забыл», — «Нужда заставит» — ответил старик, безучастно греясь в лучах бледных возможностей. (На стадионе Г. был один завхоз, который никогда ничего не давал. У него был только один глаз. Всегда дружески подмигивал и начинал ломать руки. «Нету, сынок, ни одной подвязки».«Гад! Все у него было!») В соседней церкви начали звонить к шестичасовой мессе, великий перезвон — при сложности начинающегося матча — был почти невыносим. Иногда он, например, прижимал руки к ушам; и так бежал, можете себе представить. Однако затем наступила тишина.

— — — — —  -