Производственный роман

⁶⁵Либеро как раз рассказывал мастеру, что у него в Пече такая девчонка — лучше не найдешь. «Скажу одно: черный лифчик носит. — Мастер молча шел рядом. — Ждет меня на вокзале с «Жигуленком». И за все платит». — «Ага». Затем мастер — прошу прощения — заржал. «А у твоей жены все в порядке?» Но желаемый эффект достигнут не был, потому что парень обалдело посмотрел на мастера, чего, мол, «веселого» в том, что жена его больна. «К сожалению, нет. У Марики не все в порядке. Почки». — «Да, я знаю». Он знал это потому, что мать мастера помогла Либеро раздобыть заграничных лекарств. Мастера, по сути дела, интересовала эта баба в Пече, и, помолчав для приличия, он спросил: «Ну и как?» — «Так», — показал Либеро руку, сжатую в кулак, оставался, значит, на той же волне. «Знаешь, Пепе, люблю я зрелыхженщин». Он держал нарастающее неудовольствие в ежовых рукавицах шутки. «Словом, старая она». Мастеру вспомнилось лицо жены Либеро: младенческое личико, двойной подбородочек — «расплываться начинает» — гладкая кожа и усталые глаза. «Девчушка с глазами как у взрослой». «Бедняжка», — сказал он вполголоса. Либеро смеялся над «словом, старая», так что не услышал про «бедняжку»; дело бы усложнилось без всяких перспектив на примирение.

Они шли вдоль длинной заводской стены. На оштукатуренной стене были написаны красным выцветшие буквы, обрывки чего-то. С такого близкого расстояния прочесть их было невозможно. Другой вопрос, что изначальнаянадпись была мастеру известна.

«Да я всегда любил женщин постарше!» — сказал с вызовом Либеро. Обе руки он вытянул вперед, будто вцепившись во что-то. «Вы не замечали, друг мой, — сказал он на более поздней стадии, — какое бесконечное чудо — ладони? Не думаю, чтобы существовал женский зад, великодушные ягодицы, чьи выпуклости они бы не смогли охватить!»

Раньше он, может, и согласился бы — под некоторым давлением — на пошловатую консервацию (это к вопросу о позитивных сторонах женщин в возрасте), но по мере того, как «становился радикален» в других вопросах, у него появилось желание переубедить народ в этом, да и вообще. Это и так касается их обоих. (Современный венгерский писатель, вероятно, смотрит на сегодняшний день с высот будущего: везде он видит величие, непобедимую силу нового. Так с какой же страстью должен он вступить в бой со всякими пережитками за это запланированное будущее. «И т. д. и т. п.») Так что у входа в кабак он тихо сказал: «Я принимаю сторону жен». — «Да ну, кончай базарить», — сказал Либеро. «Что есть, то есть, приятель», — сказал он скромно.

Они сели за стол, точнее сначала составили два стола, а потом сели. Руки доброго господина Дьердя, огромные лопаты, с тектоническими трещинами, обхватили по кружке и уже звякнули ими на столе: «Нате». Немного погодя появились остальные, Правый Крайний отпросился, «у него была стрелка». Пиво, кружка за кружкой, как во времена больших пирушек. Постепенно разбегались предложения и жесты, Либеро рассказывал, как в пятницу «подцепил с корешем двух телок», но «приятель сделал ноги», напрасно искал Либеро собутыльника, «приятель слинял», а он остался с двумя бабами и без всякого успеха просил одну отослать другую домой, ни та, ни другая на приманку не поддались, обе остались на иве (у него на шее), но потом 2-я «растаяла без следа», «моя половая жизнь была как в водевиле (слова и музыка народные): гоп-ца, дри-ца, гоп-ца-ца — а потом все закручинились» (что за стиль, невообразимо!); в одном из углов раздался печальный напев, господин Арманд гундел себе под нос то же, что обычно. (Мокрое место… от некоторых команд надо оставлять мокрое место!, [111]и у мастера уже лопнулонесколько жилокна глазах, и внимание его было более рассеянно, тогда он повернулся к господину Арманду и с надеждой спросил: «А теперь что?» Господин Арманд взглянул на мастера. Тот вращал кружку. «А что может быть». — — А теперь что? Что может быть. А теперь что? Что может быть. А теперь что? Что может быть. — — Перед тем как отправиться домой — купание! — его остановил господин Дьердь и подмигнул. «Ты только послушай! — Перекрикивая гул, он воскликнул: — Папаша!.. Вы! Вы! Вы только послушайте, папаша! На том, что вы, папаша, выпили за свою жизнь, небольшая водяная мельница могла бы работать?!» Из-за спин поднялся старик. «А, дядя Фаркаш», — «Дьюрика, да что там водяная мельница, большая русская баржабы развернуться могла». — «Да ладно, папаша», — замахал шинкарь руками на происходящее; мастер поблагодарил младшего брата за выступление, а господин Дьердь дружески похлопал мастера по плечу: «Я его специально для тебя спровоцировал». — «Спасибочки». — «Ты даже можешь этим воспользоваться». (Потому на тот момент мастер заразил уже всех.)