Пространство уже сейчас реорганизуется с учетом поиска ресурсов, которые вот-вот окажутся в дефиците: энергии, воды, света, некоторых видов растительного и животного сырья. Что (в перспективе) восстанавливает в правах использование, в ходе масштабного конфликта между ним и обменом. Производству пространства сопутствует переоценка значения «природы» как источника потребительных стоимостей (материальности вещей). Производство пространства, долгое время потреблявшее часть излишков обмена (общественного избыточного продукта), выходит на первый план, а вместе с ним – масштабное восстановление потребительной стоимости, которым проникнута вся политика, но проблему которого невозможно разрешить средствами политических стратегий.
Капитализм укрепляется, не только опираясь на землю, не только вбирая в себя докапиталистические исторические формации. Он также ставит себе на службу все абстракции, все формы, в том числе фикцию правосудия и закона: собственность на то, что кажется несводимым к личному присвоению или частной собственности (на природу, землю, жизненную энергию, желания и потребности). Пространственное планирование, использующее пространство как многоцелевой инструмент, оказывается необычайно действенным. Разве не предполагает подобного инструментального использования пространства «консервативная модернизация», более или менее успешно реализуемая во многих странах?
Все эти замечания относительно дефицита, центра, «движения недвижимости» образуют лишь набросок политической экономии пространства. Почему мы не излагаем ее подробно? Потому что она является результатом более широкой теории – теории производства пространства. Может ли такое исследование, сосредоточенное на проблематике пространства, стать наукой, идущей на смену «классической» политической экономии с ее абстрактными моделями роста? По-видимому, да, однако следует заранее уточнить, что «позитивная» сторона этой теории смыкается с ее «негативной» стороной, то есть критикой. «Товарный мир», абстракцию, невозможно помыслить без мирового рынка, который обусловлен территориально (потоки и сети) и политически (центры и периферия). Потоки – экономическое понятие, которое у некоторых философов ошибочно получает обобщенное значение, – еще недостаточно изучены; в силу своей сложности они, равно как и их пространственные сочленения, не поддаются компьютерному анализу и программированию. Фетишизация абстрактной экономики превращается в фетишизацию абстрактного экономического пространства. Пространство, ставшее товаром, доводит до предела отличительные черты товаров в пространстве.
Чтобы превратить опыт такого пространства в теоретическое познание, следует ввести новые категории, уточнив и развив старые, уже известные понятия. При анализе
Почему и каким образом мировой рынок (определенная единица планетарного масштаба) порождает распад пространства: умножение числа национальных государств, обособление отличающихся друг от друга регионов, утверждение многонациональных государств и наднациональных фирм (которые сдерживают этот странный распад, но пользуются им, чтобы над ним подняться)? К какому пространству, к какому времени ведет этот клубок противоречий?
Мы примерно знаем, где в современных условиях формируется прибавочная стоимость; но мы почти не знаем, где она реализуется и тем более как она распределяется. Банковские и финансовые сети распределяют ее вдали от мест ее формирования (предприятий, стран). Наконец, реорганизации пространства способствует воздействие воздушного транспорта (политика воздушных сообщений), новых отраслей промышленности (информатика, досуг, добыча нефти и различных полезных ископаемых) и многонациональных компаний. Тем самым пространства-оболочки меняются, а нарушенные взаимодействия стремятся найти новые точки равновесия (обратная связь).
В конце подобного критического анализа отношения пространства и времени должны выйти за рамки как абстрактного разграничения этих отличных друг от друга, но связанных между собой понятий, так и их не менее абстрактного смешения.