Производство пространства

Рассмотрим теперь пространство тех, кого именуют неудачным и обидным словом «пользователи» или «жители». Для их обозначения не существует даже определенных слов с сильной коннотацией. Пространственная практика превращает их в маргиналов даже на уровне языка. Слово «пользователь» какое-то неясное и подозрительное. Пользователь чего? Мы пользуемся как одеждой, автомобилями, так и домами; мы их потребляем. Что такое потребительная стоимость по сравнению с меновой стоимостью и ее импликациями? А что значит слово «жители»? Оно обозначает всех и никого. Элементарные требования (обездоленных) «пользователей» и (маргинализированных) «жителей» с трудом поддаются выражению, тогда как знаки их положения существуют во множестве и зачастую бросаются в глаза.

Пространство пользователя переживается, а не репрезентируется (осмысляется). По отношению к абстрактному пространству компетенций (архитекторов, урбанистов, планировщиков) пространство перформаций, совершаемых пользователями в повседневности, является пространством конкретным. А значит, субъективным. У этого пространства «субъектов», а не расчетов, пространства репрезентации, есть источник: детство с его испытаниями, достижениями и недостачами. Переживаемое пространство несет на себе печать конфликта между неизбежно долгим и трудным взрослением – и незрелостью, сохраняющей в неприкосновенности все изначальные ресурсы и запасы. В таком пространстве с большей или меньшей силой утверждает себя «личное» – в конфликте с публичным.

Однако можно себе представить, в качестве опосредующего, переходного этапа, такое положение вещей, когда главенствующую роль играют конкретные пространства – наполовину публичные, наполовину личные, места встречи, прохода и перехода. Это позволило бы диверсифицировать пространства, снизить (относительно) функциональную дискриминацию. Соответствующие локусы могли бы подразделяться на фиксированные, полуфиксированные, мобильные и вакантные. Действительно, одно из центральных мест среди противоречий принадлежит противоречию между временным и устойчивым (между Жилищем и Бродяжничеством, в терминологии Хайдеггера). Если труд, в том числе определенная часть домашнего производства (готовка), требует устойчивых локусов, то ни сон, ни игра не предъявляют таких требований; здесь Запад мог бы поучиться у Востока с его обширными пустыми пространствами, низкой подвижной мебелью.

Фасад на Западе по-прежнему управляет пространством. Мебель – такая же тяжелая и неподвижная, как дом, недвижимость, – имела и имеет фасад, обращенный к частному пространству и господствующий над ним: зеркальный шкаф, буфет, ларь. Мобилизация, подвижность «личного» пространства позволила бы восстановить в правах тело и вывести на свет противоречия пространства. Пространство как локус субъектов может быть названо «ситуационным» или «реляционным»; однако эти определения или детерминации относятся скорее к социологическому содержанию, чем к характеристикам пространства как такового.

Восстановление в правах тела – и в первую очередь пространства чувств, пространства слова, голоса, обоняния, слуха. Всего не-визуального. Не сексуальности и секса как таковых, по отдельности, но сексуально окрашенной энергии – нацеленной на растрачивание в соответствии с определенными ритмами…

Это просто замечания по ходу, векторы движения.

VI. 9

Один из наиболее очевидных парадоксов абстрактного пространства заключается в том, что оно может быть одновременно и совокупностью локусов, где рождаются противоречия, и средой, в которой они проявляются и которую раздирают, и, наконец, орудием, позволяющим их подавить и заменить внешней когерентностью. Что практически (в пространственной практике) наделяет пространство функцией, которую прежде выполняла идеология и которая до сих пор считается идеологической.

Джейн Джекобс уже в 1961 году проанализировала неудачный опыт city planning and rebuilding (урбанизма и городской реконструкции) в Соединенных Штатах. Она показала, в частности, как разрушение улицы и ближайших окрестностей влечет за собой исчезновение сложившихся (или считавшихся таковыми) характеристик городской жизни: безопасности, контактов, воспитания детей, разнообразия отношений и т. д.[167] Автор не поднимается ни до открытых обвинений в адрес неокапитализма, ни до выявления противоречий, имманентных пространству, произведенному капитализмом (абстрактному пространству). Однако она весьма наглядно демонстрирует его разрушительную силу и самоуничтожение городской жизни средствами, внешне призванными ее создавать или воссоздавать.