Производство пространства

Редукция – это научный прием, позволяющий упорядочить сложный хаос непосредственных констатаций. Сначала нужно упрощать, но затем, и как можно быстрее, постепенно восстанавливать то, что отсечено анализом. Без этого методологическое требование превращается в зависимость, и от законной редукции мы переходим к редукционизму. Эта опасность постоянно подстерегает научное знание. Ни один метод не позволяет ее избежать, ибо она кроется в самом методе. Редукционистские схемы необходимы, но они превращаются в ловушки.

Редукционизм внедряется под видом научности. Выстраивают редуцированные модели (общества, города, институтов, семьи и т. д.) и держатся за эти модели. Именно так социальное пространство сводится к пространству ментальному с помощью «научной» операции, чья научность маскирует идеологию. Редукционисты безоговорочно восхваляют процедуру, неотделимую от науки, потом превращают ее в позицию, а в дальнейшем в абсолютное знание – под видом науки о науке (эпистемологии). Тогда как методологическая редукция требует, в соответствии с диалектикой, снова ввести в процедуру содержание, эти ученые превозносят усеченную форму, внутреннюю логику подхода, его когерентность. После чего критическая мысль (осуждаемая догматизмом) обнаруживает, что систематическая редукция и редукционизм отвечают определенной политической практике. Государство и политическая власть стремятся редуцировать противоречия и делают это; следовательно, редукция и редукционизм оказываются средствами на службе государства и власти – не как идеологии, но как наука; не на службе того или иного государства и правительства, но на службе государства и власти вообще. Как еще государство и политическая власть могут редуцировать противоречия (рождающиеся и возрождающиеся конфликты в обществе), если не посредством знания, используя в качестве стратегии смесь науки и идеологии?

Тот факт, что существовала функциональная редукция реальности и познания общества, сейчас общепризнан, и все охотно критикуют эти функциональные редукции. Тем самым опускается или замалчивается другой факт – что структурализм и формализм по-своему также предлагают редуцированные схемы. Отдавать предпочтение одному понятию и экстраполировать его – это редукция; и, наоборот, редукция влечет за собой экстраполяцию. Нужно исправлять, компенсировать. Тут вовремя вступает идеология со своей болтовней («идеологическим дискурсом», если прибегнуть к этому жаргону) и злоупотреблением знаками, вербальными и иными.

Редукция может заходить далеко, даже отражаться на практике. Все люди, представители различных групп и классов, испытывают на себе – в разной степени – последствия многочисленных редукций, затрагивающих их способности, идеи, «ценности» и, в конечном счете, их возможности, пространства и тела. Редуцированные модели, выстроенные тем или иным специалистом, не всегда абстрактны как пустая абстракция; они выстроены в целях редуцирующей практики и при удобном случае способны навести порядок, сложить вместе элементы этого порядка. Например, в урбанизме и в архитектуре. Последствия «редуцированных моделей» – пространства, потребления, «культуры», как принято говорить, – испытывает на себе, в частности, рабочий класс.

Редукционизм ставит знание (аналитическое, не критическое), с вытекающими из него разграничениями и толкованиями, на службу власти. Эту идеологию, не называющую себя по имени, путают с «научностью», хотя она выходит за границы науки и отрицает познание. Редукционизм представляет собой научную идеологию par excellence: для закрепления редукционистской позиции достаточно перейти от методологии к догматике, а от нее, под прикрытием науки, – к практике единообразия.

Методологически любой научный подход начинается с редукции. Одна из бед специалиста заключается в том, что он не выходит за ее рамки: он погружается в редукцию, черпает в ней счастье и уверенность. Специалист, выделивший себе «поле» и мало-мальски потрудившийся его обработать, уверен, что на этом поле что-нибудь да вырастет. То, что он находит и выращивает, определяется локальными координатами его специальности и его местом на рынке знания. Но этого специалист как раз знать не желает. По отношению к редукции, основополагающей в его области, он занимает позицию самооправдания, то есть отрицания.

А какая специальная наука не имеет дела с пространством, непосредственно или опосредованно?

a) Каждая специальность, как мы уже знаем, занимает свое ментальное и социальное пространство; она определяет его достаточно произвольно, вычленяет во множестве «природа – общество» и частично маскирует операцию «вычленение – сборка» (вычленение определенного «поля», сборка относящихся к нему высказываний и редуцированных моделей, переход от ментального к социальному). Отсюда – необходимость добавить обоснования, то есть интерпретации вычленения-сборки.