Производство пространства

Некоторые даже утверждают, что речь и мысль не «хотят» высказать ничего, кроме самих себя. Что приводит нас не к истине, но к наличию «смысла», «текстуального», и только «текстуального» труда. Но здесь вмешивается теория пространства. Любой язык пребывает в пространстве. Любой дискурс говорит нечто о пространстве (тех или иных местах или совокупностях мест); любой дискурс говорит о пространстве. Следует различать дискурс в пространстве, дискурс о пространстве и дискурс пространства. Иначе говоря, язык и пространство связаны более или менее неизученными отношениями. Скорее всего, истинного пространства (в отличие от того, что утверждала классическая философия и что утверждает ее продолжательница, эпистемология, со своим понятием «научности»). Но, вне всякого сомнения, существует истина пространства, которая включает в себя развивающуюся критическую теорию, но не сводится к ней. Человеческие существа (зачем говорить «человек»?) не могут быть изъяты в пространстве и из пространства, не позволяют себя из него исключить.

Дискурс без того, что он замечает применительно к пространству, – всего лишь тщета, болтовня. Аналогию между теорией пространства (его производства) и теорией языка (его производства) можно помыслить лишь в определенных рамках. Теория пространства описывает и анализирует различные текстуры. Как мы увидим, прямое (прямая линия) и кривое (кривая линия), сетка квадратов (шахматная доска) и концентрические круги (центр/периферия) суть скорее формы и структуры, нежели текстуры. Производство пространства завладевает этими структурами и включает их в разнообразные множества (текстуры). Слово текстуры подразумевает смысл, но для кого? Для любого «читателя»? Нет. Для того, кто живет и действует в рассматриваемом пространстве, для телесного «субъекта», иногда «коллективного». Для такого «субъекта» расположение форм и структур отвечает функциям целого. Пробелы (отсутствия-присутствия), поля, а значит, сети и пролеты имеют переживаемый смысл, который мы должны, не нарушив, вывести в область осознанного.

Попробуем довести наш опрос до конца. На сегодняшний день во Франции и в других странах в спорах различных школ сплетаются и противостоят друг другу две философии и две теории языка:

a) С точки зрения первого направления ни один знак не существует изолированно; следовательно, важнее всего взаимосвязь и сцепление знаков; только в конкатенации и благодаря ей знак обладает значением. Знак высится в центре каждой науки и даже научной теории (семиологии, семиотики). Язык, носитель познания, оставляет место познанию языка, абсолютному знанию. «Субъект» (неизвестный или неузнанный) языка обретает свою достоверность лишь в качестве субъекта знания, через познание языка как такового.

Таким образом, познание выдвигает на передний план методическое изучение знаковых цепочек. Отталкиваясь от знаков языка, оно распространится на все, что несет значения и смыслы: изображения, звуки и пр. Знание выстраивает ментальное пространство, в котором и помещается, не делая, по существу, различий между сочленениями знаков, слов, предметов, понятий. Тем самым лингвистика создает некую ауру достоверности, которая постепенно занимает и завоевывает все новые территории. В ней заложена квинтэссенция знания, принцип абсолютного знания; она указывает порядок присоединения этих территорий. То есть знание покоится на прочном фундаменте, к которому добавляются последовательные расширения – эпистемология (чей предмет на самом деле состоит в уже полученном знании и языке этого знания), семиология (занимающаяся системой невербальных символов и т. д.). В такой перспективе языком является все: музыка, живопись, архитектура. Пространство, сведенное к знакам, к знаковым множествам, входит в сферу знания. А постепенно – и все предметы в пространстве!

Теория знаков сближается с теорией множеств, а через нее – с логикой, то есть с «чистыми» отношениями, такими как коммутативность, переходность, дистрибутивность (или их логическим отрицанием). Любая ментальная и социальная связь сводится к формальному отношению типа: А относится к В как В к С. Чистая формализация становится (пустым) центром, вокруг которого выстраивается вся сумма знания, дискурса, философии и науки, чувственного и интеллигибельного, времени и пространства, «теоретической практики» и практики социальной.