Производство пространства

В то же время живое существо с самого начала складывается как внутреннее пространство. В процессе филогенеза, как и генезиса отдельного существа, клеточная масса почти сразу изгибается. Образуется полость, сперва простая, затем сложная; ее заполняют жидкости, сперва относительно простые, затем все более разнообразные. Из прилегающих к этой полости клеток формируются перегородки, мембраны, преграды, проницаемые и непроницаемые. Внешнему пространству противостоит внутренняя среда, или внутреннее пространство; таково первое и наиболее решающее различие в истории биологического существа. Роль внутренней среды будет постоянно возрастать; начиная с первичной стадии, которая в эмбриологии именуется «гаструла», произведенное таким образом пространство приобретет разнообразные формы, структуры и функции.

Внутреннее отделено от внешнего, ибо оно замкнуто и делает живое существо «отдельным телом». Однако такая замкнутость весьма относительна и не имеет ничего общего с логическим, абстрактным разграничением. Мембраны проницаемы, пронизаны порами и отверстиями. Обмен не только не прекращается, но и возрастает, становится разнообразнее: энергетический обмен (питание, дыхание, выделения), информационный обмен (органы чувств). История жизни – это история все более разнообразного и интенсивного взаимодействия между внутренним и внешним.

Понятие «замкнутость» в таком относительном смысле, в отрыве от любых экстраполяций и систематизаций, имеет прикладное значение. Оно позволяет выразить происходящее как в жизни природы, так и в жизни общества. В обществе замкнутость стремится к абсолюту. Для (частной) собственности, пространственного положения города, нации, национального государства характерна замкнутая граница. За исключением этого крайнего случая, в любом пространстве-оболочке внутреннее и внешнее различаются, но относительно: перегородка всегда остается проницаемой.

III. 2

Если рассматривать живой организм в динамике, его можно определить как механизм, улавливающий (различными способами) энергию в своем окружении. Он поглощает тепло, дышит, питается. «В норме» он содержит и удерживает в себе избыток энергии – больше, чем ему нужно, чтобы реагировать на непосредственные побуждения и (негативное) воздействие. В результате он получает возможность проявлять инициативы (не детерминированные, но и случайные). Этим остатком, излишком определяется различие жизни и выживания (жизненного минимума). Полученная энергия не складируется до бесконечности, не сохраняется в состоянии застоя: в таком случае организм вырождается. Энергия по самой сути своей должна быть потрачена, причем продуктивно, даже если «производство» сводится к игре или беспричинному насилию. Она всегда производит некое воздействие, создает опустошение или реальность, изменяет пространство или порождает пространство. Живая (жизненная) энергия действует, по-видимому, только при наличии остатка, излишка, избытка и расходования. Тогда энергия расточается, причем ее взрывное расточение не отличается от продуктивного использования: уже в животной жизни игра, борьба, война и секс идут рука об руку. Производство, разрушение и воспроизводство пересекаются.

Энергия накапливается – это очевидный факт; однако осмыслить механизмы этого накопления, а главное, его последствия непросто. Трата всегда кажется «избыточной» и даже «ненормальной». Однако если живое существо не располагает таким излишком, открывающим перед ним возможности, то в настоящем оно реагирует совсем иначе.

Другими словами, принцип экономии, нередко провозглашаемый приверженцами рационализма определенного типа и грубого функционализма, с биологической или «биоморфической» точки зрения недостаточен. Этот низовой принцип, увязывающий энергетические траты с недостатком энергии, относится к уровню выживания.

Обратная гипотеза, то есть гипотеза о необходимости и полезности расточительства, игры, борьбы, искусства, праздника, Эроса, встречается в философской традиции, противостоящей рациональному «принципу экономии» с его мелочным продуктивизмом (тратить по минимуму и только для удовлетворения «потребностей»). Гипотеза об излишке, избыточности, то есть трансгрессии, характерна для направления, восходящего к Спинозе, а далее – Шиллеру, Гете, Марксу (который ненавидел аскетизм, хоть иногда и позволял себе увлечься аскетизмом «пролетарским»). Своего апогея эта тенденция достигает у Ницше – а не у Фрейда, который в своих биоэнергетических теориях вновь впадает в механицизм. В психоанализе оппозиции «Эрос/Танатос», «принцип удовольствия / принцип реальности, или производительности», «влечение к жизни / влечение к смерти» полностью утрачивают диалектический характер и слишком часто превращаются в механическую игру псевдопонятиями, метафорами недостатка энергии.