Прокаженный

Часы «Командирские» показывали три часа двенадцать минут. Сквозь занавески на окнах пробивался свет убывающей луны, из апартаментов снизу доносился могучий храп Мазаева-старшего, и, несмотря на это, на душе у майора было почему-то пакостно и неспокойно.

Побродив с минуту по скрипучим половицам, он решил: «Ладно, утро вечера мудренее» — и снова полез на выделенную ему перину, однако, сколько ни ворочался, заснуть не смог и так и не выяснил, чем там у них в Ариана-Ваэджа дело закончилось…

Из шифротелеграммы

«На Ваш… от… сообщаем, что Трубников Павел Семенович в штате спецназа „Залив“ никогда не состоял… Присланный вами фоторобот идентифицируется как принадлежащий Сарычеву Александру Степановичу, 1955 года рождения, находящемуся во всесоюзном розыске.

Дормидонтов»

Глава десятая

— Это я. Третий вруби.

— Врубил. Наше вам с кисточкой. А чего это ты на скремблере все третий канал выбираешь, считать не научили дальше?

— Знаешь, Гагарин долетался, Пушкин дописался…

— Понял, не дурак. Чего звонишь, ваше высокоблагородие? Или ты нынче уже ваше превосходительство?

— Рот закрой и слушай. Этот твой заказной прорезался.

— Где?

— Ты лучше спроси, сколько?

(Приватный разговор по телефону.)

Поднявшись ни свет ни заря, майор умылся и долго носился взад и вперед по двору, отрабатывая групповой бой на восемь персон, благо день был воскресный и окружающие все еще спали.

Решив, однако, что особо нагружаться поутру не стоит, он наконец угомонился и, под холодным душем простояв до посинения, направился к торговому центру, подвал в котором назывался гордо — «Пещера Аладдина» и без всякой там волшебной фигни был открыт сутки напролет для всех алкающих. Сделавшись обладателем устрашающих размеров торта, вместительной посудины с изображением лимона и килограммов трех фасованной жратвы, Сарычев не поленился и, задвинув круг, оказался на городском птичьем рынке. Однако кроме пернатых, обильно представленных попугаями волнистыми, голубями почтовыми и курами мясными, продавали здесь много кого.

Скорбно взирали на окружающих печальными глазами и, облизываясь, тянулись к сарычевскому торту барбосы различных пород, бегали в колесах на забаву смеющейся публике белки с бурундуками, и наконец, миновав баррикады из клеток с вечно недоедающими кроликами, майор очутился в кошачьем ряду. Глянув на продаваемых по бросовым ценам дворовых котов, он почему-то вдруг вспомнил о, наверное, подросших уже Снежке с братаном Лумумбой, затем перед его глазами встала Маша, и он не заметил, как ноги привели его к прилавку, на крыше которого висел огромный транспарант, написанный большими белыми буквами по красному полю: «Если нет у вас кота, значит, жизнь у вас не та». Под начертанным разместилась симпатичная румяная девица в дубленке из ламы и скромных бриллиантовых «светофорах», а перед ней громоздились аквариумы из оргстекла, в которых копошились мохнато-усатые комочки. Время от времени красавица кошатница притоптывала ногами и звонким голосом выкрикивала нараспев что-то типа: «А если котик ваш издох, мы вернем вам деньги в срок», — а заметив Сарычева, игриво поинтересовалась: «Мужчина, ищете девочку?»

Сделав вид, что крик женской души не услышал, майор отозвался простодушно: «Нет, хотелось бы котика короткошерстного», — и, пощупав холодный нос, глянув затем в розовую пасть, а потом под хвост, Александр Степанович вскоре приобрел замечательного рыжего британского хищника, лобастого и когтистого до чрезвычайности. Засунув его к себе за пазуху, он докупил еще всяческих звериных принадлежностей, начиная с «Вискаса» и кончая «Томасом», не забыв при этом радикальное средство от глистов, и затем резво направился к дому.

А дело было в том, что кот мазаевский Кузьма намедни приказал долго жить. Пребывая постоянно в маразме, он издох на кухне возле миски со жратвой, расстроив всех до невозможности, особенно Варвариного Мишку.