Прокаженный

Успел Александр Степанович как раз вовремя: супруга мазаевская с невесткой накрывали стол к завтраку, а сам Мазаев, стоя посреди гостиной, беззлобно поминал майора, который «ушел куда-то в воскресный день с утра пораньше на пустой желудок, не выкушав перцовки и не попробовав отменно запеченной буженины». Когда же Сарычев появился, то все страшно обрадовались: хозяин дома — возможности поговорить с хорошим человеком, Варвара — чему-то такому, о чем и думать грешно, а Мишка — рыжему хвостатому разбойнику, который, наевшись размоченного в молоке «Вискаса», наделал на полу лужу и улегся спать в уголке дивана.

Между тем томившийся в ожидании завтрака перед экраном телевизора Мазаев-средний услышал вдруг, как закричали пронзительно в мультфильме андерсеновские гуси: «В Лапландию, в Лапландию», и с упорством маньяка снова затронул любимую тему:

— А вы знаете, Павел Семенович, что саамов, суть лопарей, живущих в Лапландии, иногда называют «шумерами Севера»? — и, не давая времени на ответ, изрек менторским тоном: — А все потому, что жили они раньше где-то в Приуралье и позаимствовали, скорее всего частично, наследие ариев. И вот, подобно шумерам — древнему народу, который пришел в Междуречье с уже сложившейся системой знаний и создал там всемирно известную Месопотамскую цивилизацию, — саамы выдвинулись над всеми жителями Великой Тундры в плане духовной культуры, существовала которая в форме шаманизма. Авторитет саамских чародеев был необыкновенно высок…

В это самое время всех кликнули к столу, и рассказчик, мгновенно прервавшись, с энтузиазмом занялся бужениной с салатом «Московским», а перед глазами Сарычева почему-то вдруг появился огромный мрачный зал, белый алтарь, обагренный кровью, и он осознал в точности, что за знаки были на нем начертаны.

Беспокойство в его душе еще более усилилось, и, чувствуя, что кусок в горло не лезет, майор сказал:

— Спасибо, хозяева, за хлеб-соль, — и направился в свою комнату собирать нехитрый скарб.

— Чего это ты как пес с цепи сорвался? — Мазаев насупился. — Пожил бы еще, на рыбалку бы съездили…

— Спасибо тебе за все, Степан Игнатьевич, — вместо ответа сказал Сарычев, — не могу, — и, сунув Мишке под подушку какой-то небольшой плотный пакет, направился к себе.

Вскоре он со всеми попрощался и, делая вид, что не замечает слезу в Варвариных очах, вышел на улицу.

Солнце светило вовсю — близилось весеннее равноденствие, — и майор, подумав внезапно: «Скоро Новый год», тут же себя одернул: «Это что еще за раздвоение личности, не размякай, ты ведь сейчас не в Ариана-Ваэджа». Между тем он уже выдвинулся на проспект экс-пролетарского вождя и, скоро узрев завлекательную вывеску: «Жемчужина Урала», а также желая решить квартирный вопрос кардинально, не спеша зашел в обставленный с претензией на роскошь гостиничный холл.

Свободных мест было в изобилии, как видно, по причине их дороговизны, и, поселившись в однокомнатном номере люкс, майор внезапно почувствовал себя ужасно голодным, с сожалением вспомнил нетронутую мазаевскую буженину и упругим шагом человека, осознающего, чего ему надобно, направился в местную ресторацию.

Время было ни то ни се, и, несмотря на день воскресный, народу в заведении было не много: пара бандитствующих элементов всухомятку «на пальцах» степенно терла свои вопросы, трое ведевэшных младших офицеров мрачно, без баб и пьяных выкриков, сосредоточенно жрали водку, видимо, поминали кого-то, и кроме местных проституток, изготовившихся в ожидании клиентов у барной стойки, на Сарычева внимания никто не обратил.

— Покормите, уважаемый, — негромко сказал он томившемуся от безделья мэтру, и тот, несмотря на скромный майорский прикид, угадав сразу же клиента солидного и денежного, усадил его за приличный столик неподалеку от эстрады и кликнул официанта.

Майор уже съел салат, щи по-уральски с молодой медвежатиной, сдобренные лосиными потрохами, и только принялся за желтые, скользкие от масла пельмешки в сметане, как вдруг отчетливо почувствовал, как кто-то напрягает администраторшу насчет его скромной персоны.

Вволю испив клюквенного кваску, поданного в большом глиняном кувшине, Александр Степанович щедро дал официанту на чай, улыбнулся строгой мужской улыбкой не охваченному пока еще шкурью и, специально засветившись около стойки портье, вышел на улицу. Сидевшие на пару в холле с газетами в руках молодые люди в темных костюмах за ним не последовали, но едва он отошел от гостиничного фасада метров на полета, как хлопнули дверцы припаркованного неподалеку «форда-скорпио» и его приняли другие молодые люди, поплотнее и одетые менее респектабельно.