Прокаженный из приюта Святого Жиля

Кадфаэль неторопливо занимался Иветой. Это, однако, не мешало ему слышать все, что говорилось вокруг. Мимо его ушей не прошли ни мстительные подначивания Пикара, ни сдержанные заверения шерифа в готовности продолжить и форсировать поиски. Травник хорошо понял, что законная власть бросила все силы на розыск и поимку Йоселина Люси. Вокруг еще вовсю обсуждали последние события, когда Кадфаэль заметил, что на лицо Иветы возвращается слабый румянец. Вскоре он уловил первый легкий трепет ее век и дрожание тени от длинных темно-золотистых ресниц на скулах. Лиловые глаза открылись, ошеломленно посмотрели на лекаря и в ужасе остановились. Взгляд девушки выражал только испуг и непонимание. Губы ее тоже раскрылись. Но он, будто невзначай, приложил к ним кончик пальца и на миг прикрыл глаза сам. Это подействовало безотказно. Когда Ивете что-то грозило самой, голова ее работала не слишком бойко. Вспомнив же об опасности, нависшей над Йоселином, девушка сразу стала соображать быстро. Веки вновь сомкнулись и больше не открывались. Девушка лежала как положено человеку, не пришедшему еще в сознание, но начавшему снова подавать признаки жизни.

— Она зашевелилась. Мы можем внести ее в дом.

Травник поднялся с колен и взял девушку на руки прежде, чем это успели сделать Пикар, Симон или кто-нибудь еще.

— После того как она придет в себя, ей надо несколько часов полежать. С ней случился тяжелый обморок.

Кадфаэль восхитился легкостью своей ноши. Вдобавок он был убежден, что убранство девушки весит больше, нежели она сама. И это-то хрупкое создание героически встало на защиту Йоселина, несмотря на всю свою кротость и смирение в отношении собственной участи! Даже обвинение в воровстве и камера в замке приносили ей и радость, и утешение, если с их помощью можно было отвести неизмеримо худшее обвинение — в убийстве. Теперь, когда к ней вернулось сознание, а вместе с ним и память, ее будут раздирать надвое жуткий страх за жизнь юноши (ибо убийство и впрямь дело висельное) и отчаянная надежда на его спасение — ведь он пока еще на свободе. Отчаянная надежда, вспыхнувшая было на миг, для самой Иветы де Массар тут же погасла.

— Мадам, если вы покажете мне дорогу…

Агнес подобрала роскошные юбки и устремилась впереди Кадфаэля в странноприимный дом и далее — в собственные покои. Кадфаэль отметил про себя ее рвение и, размышляя на ходу, пришел к выводу, что все-таки нельзя сказать, что тетушка совсем не переживает за племянницу: девушка — это главная часть состояния, а уж его-то мадам всегда будет оберегать с неподдельной заботой. Но сама Ивета вызывает у Агнес лишь раздражение и неудовольствие. Ведь не далее как утром она была уверена, что вскоре избавится от подопечной. К этому времени племяннице полагалось быть уже выданной замуж, превратиться в выгодно сбытый товар. Но с другой стороны, девушка по-прежнему остается привлекательным предметом купли-продажи. Все огромное состояние ее отца, как и раньше, при ней: земли, титулы да и прочее, включая шлем и меч паладина Гимара де Массара, благородно возвращенные Фатимидами из Египта. Быть может, эти реликвии составляют ту единственную долю ее наследства, на которую Пикар не пытается посягнуть.

— Можно положить ее здесь.

Агнес смотрела на травника исподлобья. Взгляд ее ясно давал понять, что она не забыла: он — тот самый монах, на которого она пожаловалась настоятелю. Однако сейчас это имело мало, значения: Йоселину Люси уготована участь стать добычей ищеек-вешателей, больше он не нарушит душевный покой опекунши.

— Надо ли еще что-нибудь для нее сделать?

Ивету положили на постель и накрыли покрывалом. Девушка вздохнула, но осталась лежать без движения.

— Не были б вы столь добры найти мне маленькую чашечку? Когда больная очнется, ей следует выпить вот этот отвар из трав. Он крепкий, хорошо восстанавливает силы и предотвращает новую дурноту. И еще, я думаю, нужно немного согреть комнату. Небольшая угольная жаровня вполне подойдет.

Агнес волей-неволей пришлось прислушаться к его советам. Так что травнику удалось достичь своей цели: поручив ей позаботиться об этом, он смог удалить опекуншу из комнаты по меньшей мере минут на пять. Служанки ждали в прихожей. Агнес срочно направилась к ним, чтобы дать им соответствующие распоряжения.

Ивета открыла глаза. Все тот же монах! Она уже узнала его по голосу и теперь, бросив украдкой взгляд, удостоверилась окончательно. Но когда она попыталась заговорить, к горлу ее подступили рыдания. Как девушка ни старалась, ей трудно было изъясняться отчетливо. Однако Кадфаэль слушал внимательно и понял все.

— Мне ничего не сказали! Они говорили, что кража может его погубить…

— Я знаю, — произнес Кадфаэль и стал ждать продолжения рассказа.

— Они говорили, если только я не сделаю все, как надо, не скажу нужных слов, не отведу все подозрения… Юон расправится с ним…

— Да… Только тише, спокойнее! Да, я знаю!

— Но если я буду вести себя хорошо, его выпустят…