Прокаженный из приюта Святого Жиля

— Мне это только на руку, — вымолвил Йоселин, грустно вздохнув. — Теперь его людей не будет больше в долине до самых сумерек. Да и вернутся они, поди, усталые и выдохшиеся. Ничего лучшего и желать нельзя.

— И лошади их устанут, — сухо добавил Лазарь и взглянул на товарища своими ясными, зоркими глазами.

Йоселина уже не смущало, что он не видит лица Лазаря. Глаз и голоса было вполне достаточно, чтобы узнать его.

— Верно, — согласился юноша. — Я тоже подумал об этом.

— А лошадей на смену раз, два и обчелся. Шериф выгнал в лес почти всех своих людей, и лошадей в конюшнях почти не осталось.

— Верно.

Вниз по зеленому склону со всех ног к ним бежал Бран. Он доверчиво встал между ними и каждому дал руку — одному левую, другому правую. Мальчика нисколько не смущало то обстоятельство, что на руке у одного из них не хватает двух пальцев и половинки третьего. С каждым днем мальчик понемногу отъедался, наросты на шее почти пропали, а легкий пушок на его голове, окружавший шрамы от старых язвочек, постепенно превращался в нормальные волосы.

— Они уехали, — доложил мальчик. — Что мы будем теперь делать?

— Мы? — переспросил мальчика Йоселин. — Я вот думаю, что теперь тебе самая пора отправляться на урок к брату Марку. Или сегодня у тебя нет занятий?

— Брат Марк сказал, что у него сегодня много разных дел. — Судя по тону, каким это было сказано, такой довод монаха оказался для мальчика не очень-то убедительным, поскольку по опыту он знал, что брат Марк и без того работает с утра до ночи, с перерывами разве что на сон. Бран, пожалуй, даже обиделся бы за отказ заниматься с ним, если бы у него не было этих двух его избранных друзей, к которым он мог вернуться. — Ты же обещал сегодня делать все, что я захочу! — строго напомнил он Йоселину.

— Я и не отказываюсь, — согласился тот. — До вечера я твой. А потом у меня тоже есть кое-какие дела. Не будем терять времени. Чего же ты хочешь?

— Ты говорил, что, будь у тебя нож, ты вырезал бы мне деревянную лошадку из какого-нибудь полена, что заготовлены на зиму.

— Эх ты, Фома неверующий! Конечно, вырежу тебе лошадку и, может быть, еще подарок для твоей матушки. Надо только найти подходящее дерево. А вот насчет ножа я сомневаюсь, что на кухне нам дадут его, а взять нож, которым брат Марк очиняет свои перья, я просто не смею. Клянусь жизнью! — легко вымолвил Йоселин и тут же осекся, подумав, чего будет стоить его жизнь, если люди шерифа вернутся раньше времени. Однако, несмотря ни на что, эти несколько часов его жизни всецело принадлежали Брану.

— Нож у меня есть! — гордо сказал мальчик. — Острый! Таким моя матушка обычно разделывала рыбу, когда я был маленьким.

Сборщики хвороста пришли из леса отнюдь не с пустыми руками, дров было запасено предостаточно, так что не будет большого убытка, если одно поленце с ровными волокнами пойдет на изготовление игрушки. Бран тащил обоих своих друзей за руки, однако старик высвободил свою изуродованную руку, правда очень ласково и осторожно. Его глаза все еще были устремлены поверх древесных крон в долине, откуда в тишине доносился слабый шум продвигающихся всадников.

— Я только раз видел сэра Годфри Пикара, — сказал старик в задумчивости. — Каким по счету он ехал в цепочке?

Йоселин с удивлением посмотрел на Лазаря:

— Если считать от нас, то четвертым. Высокий, черноволосый, одетый в черное с красным, у него еще красная шляпа с плюмажем…

— А-а, этот… — протянул Лазарь, все еще глядя в сторону леса и не повернув головы. — Да, я обратил внимание на его красные цвета. Приметный цвет, в случае чего не перепутаешь.

Старик сделал еще несколько шагов в сторону от тракта и сел на зеленую траву, прислонившись спиной к дереву. Он не обернулся, когда Бран нетерпеливо потащил Йоселина за руку, и они предоставили ему предаваться желанному одиночеству.