Он далеко не сразу покинул Годрикс-форд, почитая своим долгом дать старшей монахине хоть какой-нибудь правдоподобный отчет о цели своего визита. Старшая сестра встретила Кадфаэля весьма радушно и оказалась большой болтушкой. И то сказать, гости у них бывали редко, а ряса монаха-бенедиктинца была брату Кадфаэлю превосходной рекомендацией. Старшая монахиня отнюдь не спешила отпустить гостя, покуда тот не рассказал ей в подробностях о несостоявшемся бракосочетании в Шрусберийском аббатстве, и вволю поахала и поохала. Да и Кадфаэль, со своей стороны, вовсе не отказался выпить предложенный ему стаканчик вина. В итоге он отправился в обратный путь несколько позже, чем предполагал.
Когда он сел в седло и отъехал, Авис из Торнбери все еще работала на грядке, как и прежде умело и старательно уминая землю вокруг каждого кустика рассады. Грядка была засажена уже почти целиком. С тою же настойчивостью Авис наверняка будет подниматься по ступеням монашеской иерархии, равно искренне и честно, сколь и целеустремленно, но и без всякой жалости к своим куда более слабовольным сестрам, которые рано или поздно склонятся перед ней, не имея ее ума, жизненной энергии и опыта. Авис помахала Кадфаэлю рукой, и вновь ямочки на ее щеках заиграли и пропали. На обратном пути монах размышлял о том, сколь неизгладим отпечаток ее былой красоты, и о том, удастся ли ей отыскать путь наверх, не прибегая к своим женским уловкам, которые так несвойственны монашескому сану, либо, быть может, это ее оружие не понадобится ей вовсе. Как бы то ни было, Кадфаэль ничего не мог с собой поделать: эта женщина вызывала у него уважение. Во всяком случае, ему было совершенно ясно, что Авис была с ним до конца откровенна, и этого нельзя было отрицать.
Ехал Кадфаэль без остановок, но и не торопясь, предоставив своему мулу идти как идется. В сгущающихся сумерках, в час начала вечерни, монах оказался недалеко от того места, где нашел свою смерть Юон де Домвиль. Кадфаэль узнал дуб, под которым обнаружили мертвое тело. Всего несколько минут спустя, когда дорога пошла через сравнительно светлые поляны с редко стоящими деревьями, он услышал какой-то шорох и справа от дороги заметил нечто движущееся. Это нечто двигалось недалеко от обочины, примерно с той же скоростью, что и мул брата Кадфаэля. Осторожность заставила монаха остановиться, замереть в седле и прислушаться. Шорохи не стихали, словно тот, кто там двигался, вовсе не заботился о том, чтобы передвигаться скрытно. Это несколько успокоило брата Кадфаэля, и он неторопливо двинулся дальше, продолжая прислушиваться. То и дело там, где кусты были пореже, он замечал мелькание серебристого тела какого-то животного, которое шло совсем неподалеку. Так и есть! Лесом, вдоль дороги, шел конь — стройный, судя по всему весьма резвый, и бледный, словно призрак. В эту минуту Кадфаэль вспомнил, что в Священном Писании сказано, мол, не кто иной, как сама Смерть скачет на бледном коне. Однако Смерть, похоже, уже спешилась, ибо никто на этом коне не скакал: дорогой работы седло было пустым, повод свободно свисал с шеи коня.
Кадфаэль в свою очередь спешился и осторожно повел своего мула в поводу прямо к призраку. Монах принялся ласково приговаривать, однако серый конь, хотя сперва и сам подошел к нему поближе, вдруг испугался чего-то и прянул прочь, в густые заросли. Кадфаэль двинулся следом, но едва он приближался к коню, как тот вновь отбегал в сторону, уводя монаха все дальше и дальше в глубь леса. Очевидно, в этих самых местах всадники шерифа после обеда прочесывали лес и проехали здесь совсем недавно, в ранних сумерках, причем каждый возвращался домой своим путем, в одиночку. Надо полагать, что либо один из них был выброшен из седла, не сумел изловить убежавшего коня и с позором совершил обратный путь пешком, либо…
Неожиданно Кадфаэль вновь увидел впереди серого коня, увидел целиком, во всей его великолепной стати. Тот стоял на небольшой, относительно светлой полянке, в сиянии звезд, склонив голову и пощипывая траву. Однако, едва Кадфаэль выступил из кустов, конь ударил копытом, тряхнул гривой и вновь метнулся в непроглядную тьму под деревьями. На этот раз монах не пошел следом.