Проказы разума

Часа через три труп увезли, шумиха улеглась, стали укладываться спать и мы. Миклухо вырубил свет, каждый лег на свою кровать, Посылаев, накачанный феназепамом, тут же захрапел. Миклухо засопел, а я, отвернувшись к стене, принялся размышлять. Что же происходит в неврологическом отделении 1020-й городской клинической больницы города Москвы? Убийства, несчастные случаи, а иной раз пациенты умирают естественной смертью? На первый взгляд никого из известных мне четырех умерших в последнее время людей не убивали. Вполне может быть, Горелов скончался в своей кровати, скажем, от сердечной недостаточности или повторного инсульта, что можно отнести к естественной смерти. Мог умереть своей смертью по той же причине, что и Горелов, Леонид Шутов. Инфаркт, инсульт – от этой напасти никто не застрахован из здоровых-то людей, а уж из попавших сюда больных тем более. А вот Георгий Сухарев мог погибнуть в результате несчастного случая. Вполне возможно, он включил электробритву, опираясь на радиатор центрального отопления, замкнулась цепочка фаза-ноль, и он получил мощный разряд электрического тока, в результате которого отправился на тот свет. А что, запросто подобное могло произойти. Помню, как я сверлил перфоратором отверстия у себя дома в стене, держа инструмент в одной руке, а второй случайно схватился за стояк отопительной системы, как меня так долбануло током, что волосы на голове зашевелились и глаза чуть из орбит не выскочили. И Виктор Протасов мог умереть от несчастного случая. Как всегда, по ошибке зарулил «механический человек» не в свою палату, вошел в чужой санузел, влез под душ, а поскольку он вообще после инсульта заторможенный, неловко повернулся, упал, ударился затылком о стену и умер в результате черепно-мозговой травмы. Это с одной стороны, а если посмотреть с другой, то их могли убить. Скажем, Леониду Шутову запросто могли подмешать в препарат для капельницы какой-либо сильнодействующий яд, отчего он и умер на моих глазах. Могли убить и Георгия Сухарева, скажем, вколов ему опять-таки какой-нибудь яд. Связанного, беспомощного Петра Горелова убить было проще простого, достаточно было положить на его лицо подушку, подержать какое-то время, чтобы тот задохнулся. Ну, и Виктора Протасова могли убить, пока он мылся под душем. Дверь не запирается, кто-то мог проскользнуть в санузел, схватить Виктора за шею и со всего размаха приложить его головой о стену, выложенную кафелем. Так что во всех четырех случаях имеют место быть как убийства, так и несчастные случаи и естественная смерть больных. Вот если бы выявить между этими смертями какую-либо закономерность или, иными словами, мотив преступления, то тогда можно было бы говорить о том, что это убийства.

Но что же объединяет эти смерти или, вернее, умерших людей? Инсульт? Но здесь все отделение инсультников. И если это убийство и следовать логике преступника, то убить он должен в ближайшее время их всех. Но тогда получается, что убийца психопат и его поступки не подчиняются никакой логике. Нет, все же следует исходить из того, что если действует убийца, то у него есть какой-то мотив, и мне нужно попытаться его выяснить, а чтобы это выяснить, необходимо что-то предпринять.

Я полежал еще немного, прислушиваясь к звукам больницы. Было двенадцать часов, для неврологического отделения 1020-й городской клинической больницы глубокая ночь. В коридоре стояла мертвая тишина, из приемной реанимации, находившейся прямо под нами, раздавались крики, заунывно кричала какая-то женщина, просила помочь ей, видать, совсем худо больной. Мерно похрапывал Александр Посылаев, мирно сопел Дмитрий Миклухо, так что ничто не может помешать мне совершить задуманное. Я поднялся с кровати и вышел из палаты.

Тишина и покой, даже дежурной медсестры на посту не видно. Впрочем, ей не обязательно здесь находиться, она может быть и в комнате медсестры, потому что рядом с каждой кроватью больного имеется кнопка вызова медсестры и при нажатии на нее срабатывает сигнализация, слышимая на все отделение, а в коридоре возле палаты, куда вызывают, загорается лампочка. Так что медсестра, находясь в любой точке отделения, при вызове к больному услышит сигнал и увидит, в какую палату ей необходимо отправиться.

Я прошел по пустынному коридору к ординаторской, открыл дверь в «предбанник», затем повернул ручку и толкнул дверь в ординаторскую. Если кто-то в ней будет находиться, я заранее приготовил фразу для того, чтобы оправдать свое вторжение. Сказал бы доктору, что неважно себя чувствую, попросил бы померить мне давление. Но дверь была заперта. Я вышел из «предбанника», прошел по коридору и свернул в закуток, приспособленный для посещения родственниками больных. Подошел к технической двери, рассчитывая открыть ее, но меня ждало разочарование. Ручки на этой двери не было. Вместо нее имелось отверстие, в которое виднелось квадратное гнездо для дверной ручки. Не было ручек и на окне, расположенном рядом с дверью.