Проказы разума

– Идем, я тебе покажу, где твоя палата. – Георгий двинулся следом за ним.

Леонид сел на свою кровать, взял с тумбочки яблоко и, откусив от него, пояснил:

– Это Виктор, кажется, его фамилия Протасов, он тоже сегодня в наше отделение поступил. Ни черта не помнит. Все палаты обойдет, пока свою отыщет.

– Да-а, весело здесь у нас, – проговорил я мрачно: лежать в неврологическом отделении городской клинической больницы № 1020 мне очень не нравилось.

Ближе к ночи мне стало значительно легче. Мир уже перестал рушиться в моих глазах, он лишь заворачивался в воронку, когда я заводил глаза вправо или влево, но это уже было значительным облегчением для меня.

Глава 3 Леонид Шутов

На следующий день утром я чувствовал себя превосходно. У меня нигде и ничего не болело, я снова был бодр, весел, хотел… нет, жаждал жить. Я лежал на кровати, раскинув руки, словно отпускник на пляже, и просто отдыхал от того, что давившая на меня могильная плита исчезла, мир не рушится в моих глазах, не трескается, не закручивается в воронку, все стоит на своих местах и я могу без каких-либо неприятных ощущений и последствий для себя поворачивать голову хоть вправо, хоть влево. В голове у меня крутилась бог весть когда слышанная песенка «Как прекрасен этот мир, посмотри… Как прекра-а-а-асен этот ми-и-ир!». А рот сам собою время от времени растягивался в глупой счастливой улыбке.

В девять часов привезли завтрак. Полная особа лет под шестьдесят, с заплывшим жиром лицом и ярко накрашенными полными губами, вкатила тележку с кастрюлями и тарелками в «предбанник» нашей палаты и с шутками-прибаутками – веселая, видать, у нее натура – стала раздавать еду. Сначала «отгрузила» в соседний бокс, парализованным Петру Горелову и Исмаилу Рахимову, пообещав при этом, что нянечка сейчас придет и покормит их, потом Леониду Шутову и Георгию Сухареву. Я из скромности помалкивал, и она, не заметив меня, собралась уж было идти, но вездесущий Георгий остановил ее:

– А у нас еще один пациент.

– Это кто?! – воскликнула женщина, которая уже приметила меня, но просто решила подшутить. Она заглянула в палату и, хлопнув в ладоши, молитвенно сложила руки у груди. – О-ой, – закатывая глаза, воскликнула она. – Какой красавчик! И не скажешь, что больной!.. Ходячий?

– Ходячий, ходячий, – усмехнулся я.

– Ну, вставай, вставай, мой золотой, тетя Маша тебя кашкой угостит!

– Да я, в общем-то, и до столовой могу дойти. – Я приподнялся и сел на кровати.

– Тю, так у нас и столовой-то нет, – всплеснула руками игривая женщина. – У нас только буфет. А еду мы прямо в постель доставляем, как кофе в постель любимым. Тебя тоже с ложечки покормить, Игорек? – спросила она, взглянув на мое имя, написанное на табличке.

– Спасибо, тетя Маша, я уж сам поем, – хохотнул я и, встав, приблизился к тележке.

Женщина выдала мне тарелку с кашей и бутерброд с маслом и с сыром и, помахав на прощанье пухлой ручкой, удалилась.

После завтрака начался обход. Пришел лечащий врач нашей троицы – высокий, элегантный, даже в белом медицинском халате, мужчина лет сорока, с острым носом, в темных оптических очках, с тонкими губами, высокими скулами, высоким лбом и темными вьющимися волосами. Вместе с ним на обход пришла и заведующая. Она в этот день сдавала дежурство, а Фролов у нее принимал. Завотделением была дамой лет пятидесяти, невысокой, с детским личиком и круглыми детскими же очками, точно такими же, как у доктора Пилюлькина – малыша из Цветочного города из повести Николая Носова. Как следовало из бейджиков, прикрепленных к груди врачей, лечащего врача звали Андрей Михайлович Фролов, заведующую отделением – Валентина Петровна Аверина.

Они провели со мной несколько тестов на предмет отсутствия, а скорее всего присутствия (уж не знаю, как назвать, ибо не силен в медицинской терминологии) у меня координации. С нею у меня было все в порядке, с закрытыми глазами запросто касался любым пальцем кончика носа и запросто проводил пяткой одной ноги по голени другой сверху вниз и обратно. Поскольку никаких особых проблем я со здоровьем не испытывал, то поинтересовался у врачей:

– Извините, меня завтра уже выпишут?

Валентина Петровна посмотрела на меня поверх очков удивленным взглядом.

– Гладышев, вы с ума сошли! – проговорила она так, словно изумлялась моей простоте душевной. – Вас выпишут только через две недели.

– Как?! – ужаснулся я. – Мне работать надо!

– Всем работать надо, – ухмыльнулся лечащий врач Фролов.

Я на самом деле растерялся. Мне совсем не улыбалось торчать две недели в стенах больницы и маяться по коридорам отделения.

– Меня дети ждут. Я тренер!

– Фи-и… – Аверина небрежно махнула рукой. – Дети подождут. Если в настоящий момент вы ничего не ощущаете, то это не значит, что приступ не может повториться снова. А если вас опять шарахнет инсульт, и уже серьезно, то вы уже так легко не отделаетесь. Кому вы тогда нужны будете, Игорь Степанович? Видели, в соседней комнате какие пациенты лежат?