Прохладное небо осени

Они пошли дальше по безлюдной набережной, отчего-то замолкнув. Свернули на Исаакиевскую площадь, по улице Герцена вышли на Невский.

На Невском – другое уже дело: по-субботнему оживленный, шумный, весь в огнях и движении, Невский кого хочешь выведет из созерцательно-философского настроения.

– Помнишь, Инка, как в праздники мы ходили на Дворцовую площадь?

– Ее освещали прожектора, гремела музыка, и мы теряли друг друга в толпе и находили опять, и это было, глупым нам, так все важно и интересно, и чувствовали мы себя главными в мире. Оттого что по исторической площади как угорелые носимся.

– Тебе не кажется, что это было в прошлом веке?

– Катьке так кажется. А мне – нет. В обратную сторону жизнь можно измерить несколькими мгновеньями. Да и вперед она уже не видится бесконечной. Как было, когда мы с тобой бегали по Дворцовой площади.

– И в этой толпе, – сказал Токарев, – я с вами не раз, наверно, нос к носу сталкивался. С вами, с Ниной. И не знал, что вы – это вы.

– Ничего, – успокоила его Нина. – Немного позже мы с тобой встретились нос к носу, однако ничего это не изменило. А с Инной вот теперь встретился.

– Боюсь, что сильно запоздал. – Он сказал это так серьезно и грустно, что у Инессы сердце больно и сладко защемило. И неловко стало перед Ниной – это же почти объяснение при постороннем.

– Никогда не поздно встретиться с хорошим человеком, – беспечно объявила Нина, словно ничего не заметив. – Ты знаешь, – она обращалась к Токареву, – когда-то весь род людской поделился для меня надвое. На тех, кто верит мне и кому верю я, и на всех остальных. Первые – то меньшинство в один голос, когда меня исключали из комсомола. Все-таки этому меньшинству требовалось немало гражданского мужества. Так с тех пор я и не придумала другой классификации, хотя сознаю, что наука в ней не ночевала.

– Наука до этого еще просто-напросто не добралась, – вставила с улыбкой Инесса.

– Так вот, – серьезно объяснила Токареву Нина, – Инесса была в том самом меньшинстве. И я ее люблю. За это. И еще за многое другое.

Инесса благодарно и выражая взаимность обняла Нину за плечи.

Все ее тут любят, все ласкают, в Ленинграде. Счастливый ты, Инесса, человек. Даже странно, что было время, когда жить не хотелось.

Они подошли к Нининому дому.

– Вот как хорошо погуляли, – сказала весело Нина. – Я-то думала: какой такой начальник у моей Инки? Не обижает он тебя?

– Меня – не обижает.

– А других? – поинтересовался Токарев; похоже, она задела его подчеркнутым «меня».

– Ты представить не можешь, Нина, – Инесса уклонилась от прямого ответа, – до чего Юрий Евгеньевич другой в Москве, в институте. Я как будто с новым человеком познакомилась.

– Что ж ты хочешь? Сейчас человек не при исполнении служебных обязанностей. К тому же в командировке не с какой-нибудь грымзой, а с милой, красивой женщиной.

Инесса сделала протестующий жест, останавливая ее.

...– Вы никогда не жалели, – спросила Инесса, когда они, распрощавшись с Ниной, пошли вдвоем по улице, – что у вас с ней не сложилось?

– Она успела вам рассказать? – Похоже, он был не очень доволен. – Жалел, конечно, – помолчав, признался он. – Родители мои постарались.

Вот и нечего гадать – знал, не знал. Нине легче думать, что не знал. Остается вера в человека.

Мать у него и в самом деле умница. Свадьбу расстроила, сумев не обидеть невесту. Сына поставила перед фактом. Кто бы еще так сумел? Инесса, однако, не выдала своей осведомленности.

– Родители? – изобразила удивление. Токарев неохотно пояснил:

– Нинина анкета сыгралароль. Сами знаете, какое было время. Отец мой, в сущности не злой человек, совершенно не способен на компромиссы в некоторых, определенных вещах. Насчет понятий и убеждений – годами же складывались! – крепкий орешек.

– Да, я заметила. А вы?

– Что – я? – спросил он с досадой. Сразу стал похож на того Токарева, которого знала по институту.

Дождалась, правдоискательница. Чего я от него хочу? Какое признание вымогаю?

– Не злитесь, – попросила умоляюще. Не хотелось ей с ним ссориться.

Он все же нашел нужным пояснить, оправдаться:

– Я не сразу узнал. За меня решили. А я ходил брошенным, оскорбленным женихом, пока отец не нашел нужным и меня ввести в курс.

– И вы не побежали Нину искать? – Как на скалу море ее несет! Слова прозвучали почти вызывающе, но виноватым взглядом постаралась Токарева смягчить.

Он охотно смягчился:

– К чему вспоминать то, что было сто лет назад? О чем мы с вами говорим, Инесса Михайловна? Неужели больше не о чем?

– Вы правы, – согласилась она. – И все же мы говорим о близком нам человеке, у которого могла иначе, лучше сложиться судьба. Вы могли бы сейчас быть вместе...

– Кто знает – лучше ли? Теперь уже не проверишь. И у нее одной, что ли, не сложилось, не так получилось? По той ли причине или по другой. Не у всех же обязательно получается.