Прохладное небо осени

– Вечное движение, миленькая моя, – назидательно объяснила Люба. – Скоро нас с тобой будут провожать на пенсию, и новым юнцам, которые через десять – двенадцать лет заменят и этих, мы будем казаться пришельцами из того века. – У Любы были маленькие смешливые глазки и полный рот великолепных крепких и ровных зубов. – Но ты не падай духом, – сказала она. – У нас в запасе больше чем десять лет. И есть еще в институте такие, которые уйдут намного раньше нас, – она кивнула в сторону приближающейся к ним женщины.

Анастасия Николаевна. Хоть перешагнула пенсионный возраст, а бежит, как молодая: спешит в соседний продовольственный магазин закупить продуктов на свою севшую ей на голову семью. Обеденный перерыв она только на это и использует, за оставшиеся пять минут проглатывает бутерброд, не всегда и с чаем. Инесса вспомнила о намерениях Токарева и испытала неловкость, когда Анастасия Николаевна, как к родной, кинулась к ней:

– Инночка, с приездом! Говорят, съездили успешно?

– Кто говорит?

– Да Токарев весь отдел уже поднял на ноги. Надо же, оперативность.

– Съездили в общем удачно. Если не считать, что не выполнила вашего поручения. Нет в Ленинграде белых эмалированных горшочков. Только зеленые. И еще коричневые.

– Не беда, не беда, спасибо за заботу, – и заторопилась, чтобы успеть попасть в магазин до закрытия. Уже без восьми минут час.

Интересно, Токарев заметит, что Инесса явилась с таким опозданием и угодила к обеденному перерыву?

В сорок восьмой комнате в одиночестве сидел Сева Горский, что-то писал. При ее появлении сразу же поднял голову, как всегда, обласкал взглядом. Неприятное, испытанное ею на лестнице ощущение окончательно испарилось.

– У вас что, разгрузочный день? – смеясь спросила она и стала вытаскивать пакетики с купленными в кондитерской против Марата сладостями. – Или голодная забастовка?

– Задержал шеф, – сказал Сева. – Сам питается одним воздухом, хочет, чтобы и подчиненные...

Инесса не дала ему договорить: то, что раньше легко поддерживала, – шуточки и колкости в адрес Токарева – сейчас задевало как бы ее самое.

– Даю справку: в Ленинграде имела возможность наблюдать у нашего начальства отменный аппетит. – Кажется, ничем себя не выдала. В том же тоне.

– Это и видно: килограмма два на лице, – непоследовательно сказал Сева. – Все. Довольно. Эксплуататор несчастный. Все ему сразу подай на блюдечке с голубой каемочкой. Подождет, обойдется. Мы пойдем обедать. Мы пойдем обедать, Инесса Михайловна?

Есть еще не хочется, но не сидеть же здесь одной. Поедая борщ, Сева рассказывал Инессе:

Шеф умчался в главк. Пришпорил коня. Намерен, как я понимаю, все у нас тут перелопатить, получить доктора «по совокупности работ». Далеко пойдет товарищ, а? Очень пожарно действует. – Кажется, Сева стал к Токареву еще более агрессивен. Отчего это? Он же совсем не завистник. И никаких у него с ним личных счетов.

Ты должна его защитить. Что бы ни подумал Сева. Надо уметь быть честной перед самой собой.

– Отчего, – спросила она, – мы все так испорчены? Отчего нам и в голову не придет, например, что человек меньше всего думает о «докторской по совокупности», а заботится о том, чтобы принести пользу науке, технике и общественному производству? – Все-таки сказала «мы», а не «вы», отделяя себя от Токарева. – Или на земле нет бескорыстия?

– Отчего же? Но эта категория не имеет к Токареву отношения. Вы знаете, – оживился Сева, – время ведь рождает не только моды. Оно и характеры, типы людские тоже рождает. В каждом времени они – свои, но, как и в модах, самое новое порой несет в себе и старые линии. Только до такой степени преобразованные, что не сразу их различишь, угадаешь. Вы не согласны?

– Насчет мод – согласна, а вот ваша параллель... Для меня это очень уж сложно, – улыбнулась, винясь. Разговор продолжать не хотелось.

– Не только для вас, – кивнул Сева, словно великодушно прощая ей тупость. И сам перевел на другое: – Видели бы вы, как Токарев рвал и метал, когда вы позвонили из Ленинграда и сказали, что у вас там не ладится! Тут же собрался сам. А как же? Вдруг по вашей вине затормозится его движение к цели.

– Ну, зачем же так? – укорила Инесса. И напомнила: – Там же была конференция.

– И должен был поехать Павел Петрович. А Токареву не сиделось.

Не оттого ему не сиделось. Не только от этого. И никто, кроме двоих, об этом не догадывается.

– Задумана крупная реорганизация, – сказал Сева, принимая из рук Клавы тарелку с рубленым шницелем.

– Насколько я знаю, всего-навсего одна лаборатория...

– Он, по-видимому, не ввел вас в курс. Это меня-то?

– Что же еще?

– Собирается привязать к нам две лаборатории от Шубина: Ивановского и Ткачука. Шубин сопротивляется, но по всему видно, что песенка его спета. Сегодня – пол чужого отдела, потом весь сектор захватит.

Все может быть. Инесса не нашла что возразить.

– А наш Саша Кротов будет руководителем проекта.

– Когда он успел все это решить и обнародовать? – все-таки усомнилась Инесса.

Я в поезде глаз не сомкнула – о нем, о нас думала, а он – фигуры на доске расставлял? Ох...