Статья называлась «Корчагин из города Луганска» (тогда Ворошиловград назывался Луганском). Много горьких минут принесла эта статья. На улицу стыдно было выходить, со знакомыми неприятно встречаться, будто я сам нагло и громогласно объявил себя человеком выдающимся или присвоил высокую награду, принадлежащую другому.
В этой связи мне хочется сказать еще несколько слов. У нас вошло, что ли, в моду очень часто и как-то очень легко и просто, как говорится, с ходу, примерять обыкновенного человека к тому, что живет в святой памяти народа, является его совестью и гордостью. Я понимаю, это обычно делается из самых лучших побуждений. Но разумно ли это? Будем чтить труд, честность, смелость. А время само поставит все на свое место.
Весна в тот год несколько померкла для меня, а добровольный домашний «арест» казался невыносимо томительным. Досадно было вдвойне. Я-то знал, что в указанном республиканском журнале моя повесть никогда не выйдет.
«Вашу повесть прочла на одном дыхании, не отрываясь. Много думала о вас. Не о вашем подвиге и мужестве (по всей вероятности, большинство из наших людей, советских людей, поступили бы точно так), а о той боли и страданиях, которые вам пришлось перенести. Говорить о литературных достоинствах или недостатках вашего произведения не могу из-за своей некомпетенции, но у меня есть и своя точка зрения — точка зрения читателя.
В любом рассказе, повести, романе нам, наиболее близко и понятно то, что в какой-то степени нами самими пережито и передумано, что созвучно нашему настроению и помогает выйти из лабиринта нерешенных вопросов. Последнее очень важно.
Твердо верю в то, что вы будете писать. Откуда такая уверенность? Позвольте перефразировать: «…в глубоком понимании горя, душевного страдания, скорби таится огромная нравственная сила, помогающая учить других людей мужеству».
Ю. Третьякова, г. Алма-Ата».«Вот уже десять лет, как я прикована к постели. Живу не так, как надо бы, т. е. бесцельно и бесполезно. Раньше я могла с кем-то говорить, дружить, но в последнее время во мне появилась злоба на всех, кто может ходить, работать. Как увижу, что все ходят, что-то делают, смеются, разговаривают, а я лежу и ничего не могу делать, так не знаю, что бы смогла сделать со всеми, поубивала бы просто. Пробовала писать рассказы, стихи, но до конца ничего не дописала. Играть на каком-либо инструменте не могу, да и не хочу. Вот и лежу живым трупом, а дальше что будет, не знаю. Еще тогда, когда мне было семь лет, врачи говорили, что я умру, но мне уже девятнадцать, а я не умираю и не выздоравливаю. Вы побороли болезнь. Скажите, что мне делать?
Таня Б., г. Аре, Лат. ССР».